Басурманка - Вера Новицкая

Коляска на значительном расстоянии следует за девушкой.

Достигая двора, аллея разветвляется на две; одна с правой стороны окаймляет двор, другая, с левой, как бы вливается зеленым притоком в громадный тенистый сад, расположенный по ту сторону дома.

Этим крытым лиственным коридором, минуя парадное крыльцо, девушка и прошла прямо в сад и направилась к хорошо знакомой беседке. Там в ясные и теплые дни, подобные сегодняшнему, всегда завтракали старушка Муратова, Нелли, ее гувернантка и Китти. Марья Львовна знала, как любила девушка этот уголок, и, ожидая ее, всегда приказывала накрывать на стол тут.

Легкой и радостной походкой Китти направилась к обвитой диким виноградом обширной беседке. Еще издали сквозь зелень растительности она разглядела белевшую скатерть. Подойдя ближе, девушка убедилась, что ее предположение справедливо. Стол был накрыт на четыре прибора, посредине красовался великолепный букет белых роз, любимых цветов Китти; этим маленьким вниманием старушка, между прочим, всегда баловала дорогую ей девушку. На обычном месте стояло большое кресло с вышитой подушкой, на котором всегда сидела Муратова, и такая же скамеечка под ноги…

Но беседка была совершенно пуста.

Несколько удивленная, Китти остановилась. «Должно быть, приехал кто-нибудь из гостей и Марью Львовну попросили в гостиную. Не иначе. Видно даже, что торопилась: вот лежит еще нераскрытая газета, вот…» – подумала она.

Сердце Китти быстро забилось. Она, порывисто наклонившись, подняла белевшую на полу бумажку. Кусочек конверта… Не от Юрия ли?

Но лоскуток был так неудачно оторван, что кроме трех каких-то крючков, видимо, конечных букв строчек, не дающих даже возможности судить о руке писавшего, на нем ничего не было.

Хотя перспектива встретиться с чужими, быть может, малознакомыми и чопорными людьми, ничуть не улыбалась Китти, которая чувствовала особенную потребность по душам поговорить со старушкой, тем не менее выбора не было, придется идти в дом.

Китти дошла до самой веранды, но никаких голосов слышно не было. Она миновала зал, еще две комнаты, вошла в гостиную. Ни души! Кругом полная тишина и безмолвие.

«Верно, в своей комнате пишет что-нибудь», – решила девушка.

Но эта необычайная тишина и еще что-то, неясное и жуткое, вдруг тревогой охватили девушку, вспугнув радостное настроение.

В рабочем кабинетике, прилегавшем к спальне, та же тишина и какой-то странный запах, от которого сердце Китти сжалось бессознательным, тяжелым предчувствием. Пахнет лекарством… Отчего?.. Марья Львовна заболела?.. Опять припадок?..

Дрожащей рукой девушка нажимает ручку двери и входит.

Здесь запах так силен, что в первую минуту ударяет в голову. Да, она не ошиблась. Марья Львовна больна, видно, очень больна. Вот она лежит, такая бледная-бледная, в лице ни кровинки… Вот…

Но она больше ничего не успевает разглядеть. Ей на шею, с заплаканным лицом, вся вздрагивающая и всхлипывающая, бросается Нелли.

– С maman припадок сердца? Опять? – тревожно спрашивает Китти, ласково обнимая и целуя девочку.

От этой ласки всхлипывание переходит в сдавленное рыдание; какой-то неопределенный звук срывается с уст Нелли.

– Китти пришла? – раздается вдруг вопрос больной.

Боже, что за голос? При его звуке Китти вздрагивает. Бесцветный, хотя и слабый, но словно отчеканивающий слова, голос! Как он не похож на мягкий, глубокий грудной голос всегдашней Муратовой!

Китти торопливо и бесшумно подходит к больной, нежно прижимается губами к худой, она бы даже сказала, сразу еще больше исхудавшей ее руке, останавливает ласковый взгляд на дорогом лице.

«Господи, что же это? Что сталось с этим лицом? Неужели припадок мог так изменить человека? Верно, она уже несколько дней больна, а она, Китти, и не знала… Не известили…» – все это отрывочно несется в мозгу девушки, пока она смотрит, не в силах отвести глаз от этого почти чужого лица.

Как осунулось оно! Как заострилось! Какие черные тени легли на него. А глаза?.. Зачем так пристально, холодно, точно стеклянные, смотрят эти непомерно большие глаза?

Китти не может вынести их выражения.

– Милая, родная моя, как припадок измучил вас! – ласково говорит девушка, снова нежно прижимаясь к рукам старушки. – Но теперь, Бог даст, лучше станет, вы поправитесь. Я сегодня была у обедни и так горячо молилась о вашем и Юрия здоровье… Вот и просвирку вам принесла…

Но рука Муратовой не протягивается, как обычно, за просвиркой, благодарность не раздается из ее уст. При последних словах гостьи глаза старушки становятся еще больше: что-то темное, почти безумное мелькает в глубине расширенных зрачков.

– Юрию здоровья не надо, – тем же поразившим Китти мертвым голосом отчеканивает она.

Дрожь пробегает по всему телу девушки, страх леденит ее сердце. Ей кажется, что старушка лишилась рассудка.

Уткнувшись лицом в мягкую спинку кресла, совершенно не владея больше собой, навзрыд плачет Нелли. В сторонке, у изголовья больной, стоит до этих пор не замеченная Китти Татьяна, верная горничная Муратовой. По ее грубому немолодому лицу обильно катятся слезы, она едва успевает утирать их.

– Юрий здоров теперь, совсем здоров… Больше ему ничего не нужно, – снова звенит металлический голос. – Прочитай сама, вот… – указала Марья Львовна на лежащее близ кровати письмо.

Вдруг с лицом старушки произошло еще одно превращение: черты дрогнули, в неподвижных застывших глазах затеплилась мысль, глубокая безысходная печаль. Благодатные обильные слезы горячей струей потекли по худым щекам, и голос, прежний, глубокий, надрывающий душу звучащей в нем теперь неутешной тоской, проговорил:

– Нет больше нашего Юрочки… Понимаешь ли, голубка моя, нет его, нашего родного, нашего дорогого! Китти, моя Китти, девочка моя маленькая, осиротели мы с тобой, закатилось наше счастье, наше солнышко, наше…

Рыдания потрясали худенькое тело старушки. Свинцом легшие на сердце, не выплаканные в первую минуту, слезы бурным потоком рвались наружу, требовали простора, не щадя это хрупкое, надломленное недугом и горем существо. Рыдания становились судорожными, дыхание короче и прерывистее. Через несколько секунд, прежде чем пораженная Китти успела отдать себе отчет в страшной действительности, Муратова уже снова лежала в жестоком сердечном припадке.

Все внимание надо было сосредоточить на ней. Доктор, за которым сейчас по получении рокового известия был послан нарочный, приехать еще не успел, пришлось применять ранее прописанные им средства, имевшиеся дома.

Китти двигалась, как автомат: сама она, ее душа, весь ее внутренний мир, еще недавно ярко освещенный и согретый надеждой на близкое светлое будущее, потемнел; порыв жизненной бури беспощадно задул яркий светильник, озарявший ее путь. Вместо лучезарной радости сердца коснулось мрачное леденящее крыло смерти. Тяжелой глыбой легло горе на юную душу, надломило ее светлые трепетные крылья, раздробило мечты, развеяло надежды.