Колкая малина. Книга вторая - Валерий Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы как-нибудь понять самих себя,
И готовы разделить веру и страдания,
Плывите к Острову Павла Лунгина.
Падло
Вчера сосед по двум третям освободился,
А утром в ситцевых трусах выполз на крыльцо,
Пока кто-то для него на общей кухне суетился,
Он взялся объяснять, что значит западло.
Мне ночью через стенку было слышно,
Как он смачно водку кукишем занюхивал,
И как хрюкал и сопел сквалыжно,
Когда у жирной Фроськи прелести вынюхивал.
Звёзды на откормленных коленках,
И на накаченных плечах трёхглавые драконы —
Явно, что не голодал в лагерных застенках
Завхоз и активист красноярской зоны.
Оказалось, западло на вахту не ходить,
А на лесной деляне плану не додать,
В неположенных местах плеваться и курить,
И без усердия начальству козырять.
Западло было питаться на помойке
И под телогрейку прятать чифирбак.
Кому-то разрешалось в сапогах на койке,
А кого-то отправляли в шизоидный барак.
Мы плохо разобрались, в чём мира красота,
Из привычки жить по правилам дворовым.
Когда трое появились от ближайшего угла,
То он истошно заорал: «Беги за участковым!»
Партитура
В тех домах, где мы топтали,
Пол выскребали добела,
Нас там по разным падежам склоняли,
Но нас такими делала война.
Мы чужие степи траками скребли,
И было непонятно всей белиберды.
Мы не очень догоняли, кого пришли спасти,
Зато быстро наловчились запаивать гробы.
Хлюпанье в грязи тактических ботинок
Изогнуло стрелки на часах,
А патриотические песни со старых грампластинок
Переваренной лапшой висли на ушах.
Богатыри, батыры и батуры,
Восславленные ратным ремеслом,
Вам всем один волшебник пишет партитуры,
Жонглируя дымящим фитилём.
С разбитого окна свисает занавеска,
Себе могилу роет загодя
Мимоходом осквернённая невестка,
Потому и плен — как мышеловка для кота.
Что не закругляется, то треснет и сломается.
И если разбежавшийся черту переступил,
Ему эта попытка никем не засчитается,
Даже теми, кто свои долги не заплатил.
Пляж
Она сильно возжелала неземной любви,
А вокруг ещё вовсю коптило лето.
Сладкое томление ворочалось в груди,
Из себя не делая секрета.
Она вечером по пляжу ходила от бедра,
Смущая верные супружеские пары.
С ней рядом не смотрелась виноградная лоза
И эротично изливались медные фанфары.
Вокруг кружился запах шашлыка,
И медленно песочек к ночи остывал.
Она любви хотела сразу и сполна,
А месяц облака рогами подпирал.
Ей не хотелось встреч без обязательств,
Ей желалось к журавлю, что где-то в облаках.
У неё было очень много разных обстоятельств,
Но от них остались срамота и страх.
Очередной поклонник ждёт на барбекю
С тёплым пивом и расстегнутой ширинкой
Пусть в палатке, как в пещере, не сварят кофейку,
Лишь бы не слукавили с резинкой.
Она в полной темноте сидит на берегу,
Внутри заляпанная той же темнотой.
Её муж ещё весной уехал на войну,
А ей очень хочется страсти неземной.
Подсчёты
Не каждый камень, брошенный со зла,
До цели будет долетать.
Не все, кого клеймят железом и огнём,
То, что любят, будут предавать.
Нет пределов злу, и нет предела воли,
Это — в тайне человеческой природы.
Никто не просчитает силы боли,
Как нет меры лжи и качеству свободы.
Сочувствовать кому-то плохо получается,
Здесь важно грустно покивать и отгрести.
Масштаб чужой потери плохо измеряется,
Особо, если от неё подальше отойти.
Нет выражения «тяжёлая душа»,
Есть выражение «тяжёлое наследство».
Если понимаешь, чего хочешь от себя,
Воспринимай страдания как средство.
Тот здоров, кто может сострадать,
Кто со дна пропасти сумел увидеть небо,
Тот, кто милосердно умеет отдавать
И свои добрые поступки не будет вспоминать.
Для кого-то это ремесло —
Протирать и править кривые зеркала.
А зло, оно сожрёт себя само,
Лишь бы вера в тягость не была.
Полынь
Проросла полынь-трава по брошенным полям,
Губы горечью тяжёлой напитались.
Очень захотелось, чтобы повезло,
Мы ведь тоже много чем поклялись.
Кому-то красная ракета сигналит в облаках,
Может это к пропасти кого-то подманили?
Мы хотели сразу и за совесть, и за страх,
И самих себя, похоже, обхитрили.
Разговелись кожурой от арбузной корки,
Объедки распихали по карманам.
Мы всё время жались на задворки,
А вышли прямо к настороженным капканам.
Мы совсем не собирались убивать,
Думали тихонько осмотреться
И материальный уровень немного приподнять,
Но нам не дали тихим сапом отсидеться.
Мы в горькую полынь не просто залегли,
Из наших уже многих сумели подстрелить.
Мы в поля чужие с автоматами пришли,
Хотели денежек по-лёгкому срубить.
А прямо на восходе мины засвистели.
Нас взялись на части разорвать,
А мы, как каждый из людей, очень жить хотели,
И лишь сейчас кишками осязали,
что добровольно нанялись жечь и убивать.
Предчувствие
Красота и совершенство — в золотом сечении,
А предчувствие — когда живёшь в волнении,
Когда тебя пленили ожидания,
Они-то и становятся причиною страдания.
Никуда не делось предчувствие войны,
Это то, что у Джерома «Над пропастью во ржи»,
