Колкая малина. Книга вторая - Валерий Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На любые замыслы и любые стрессы
Сердце отзывалось, как скрипка на смычок.
Не обманутые души чище неба голубого,
Они не тонут и не плавятся в огне,
И нет у них желания другого,
Чем вечно жить на ласковой Земле.
Но перевесы превратились в недовесы,
И опустился чёрно-белый пейзаж,
Стали болью в сердце отзываться стрессы,
И всё в оттенки серого штрихует карандаш.
Засвеченные кадры старой фотопленки
Штанами расклешёнными поднимают пыль,
И уже не вспомнить имя той девчонки,
А может это сказка, похожая на быль?
Правда
Для кого-то правда — просто инструмент,
Кому-то — наказание, кому-то — избавление,
А где-то — это лишь эксперимент
И наивная попытка переосмысления.
Время правду загибает, как спины стариков,
А то, что принималось как спасенье,
Крылось тоннами пролеченных мозгов,
Что той же самой правдой и лечилось.
А правда из архивов заносчива и зла,
Она не может ни согреть, ни накормить,
И не прибавив даже капельки ума,
Направит мёртвым пятки щекотить.
Она левая бывает, и даже бородатая,
Это кто и как воспринимает,
Бывает неудобная, бывает жутковатая,
От того и на вопросы невнятно отвечает.
Сегодняшняя правда ещё не испеклась,
А вчерашняя уже лукаво врёт.
Она для этого и в уши забралась,
Чтобы не понять, где зад, а где перёд.
Время правду беспрерывно испаряет,
Ничего не оставляя для себя,
И повторять нам ничего не разрешает,
Но правда всё равно у каждого своя.
Призрак
В заброшенной земле, за заборами и свалками,
Старый красный призрак отшельником живёт.
Он очень неопрятен и, не пахнущий фиалками,
Много лет чего-то стережёт.
Он ходит по руинам и помойкам
Как по ухоженным аллеям и бульварам,
Он по своим скучает новостройкам,
По рапортам, докладам и фанфарам.
Не узнали призрак коммунизма?
Он всё ещё мечтает быть употреблённым.
Отец бесплатного труда и романтизма
Бродит злой и неопохмелённый.
В своих печах он переплавил миллионы
И в человеческие формочки из глины разливал,
Но, как водится, предатели сдали бастионы,
И сейчас он нищим на задворках прозябал.
Его не оценили, так как не достроили,
А с ним бы наступила благодать.
Всех бы правильных в казармах обустроили,
И неверных нашли бы, чем занять.
Вон оттуда снова манифестом угрожают,
Что вроде уже хватит по помойкам шляться.
Они опять за целый мир переживают,
Потому и не давайте им опохмеляться.
Рассудок
На паперти у старенькой церквушки
Сидел старик сутулый и седой,
Он мял для серенькой голубки хлебные горбушки
И подкидывал иссохшею рукой.
Он прошёл с Крестом на рясе три войны,
А в этот год в Медовый Спас сошёл с ума:
Он не превозмог свалившейся беды,
А смерть во избавленье не пришла.
Ломали комсомольцы Царские Врата
И Святых плевками унижали.
В этот день ему запели голоса,
И по милости рассудок отобрали.
Он онемел, но видел и внимал,
То ему осталось в наказанье.
Он «Символ веры» про себя всё время повторял,
И не искал людского состраданья.
Комсомольцы с песнями хворост собирали
И сложили на завалинку под Храм,
А потом с речёвками пламя раздували,
И потянуло дымом по вызревшим хлебам.
Небеса закрыло серой пеленой,
А в голове вдруг заиграла русская гармонь.
Он поклонился оземь белой головой,
Спину разогнул и шагнул в огонь.
Синдром
Скульптор с первобытного похмелья
Лепит бюст дважды Героя Соцтруда,
Последняя неделя пьянства и безделья
Все творческие планы сорвала.
А скульптуру ждали на Родине героя,
Это было не село, и не городок.
В таких местах писали книгу Домостроя
И сохранили среднерусский говорок.
Никак не ладилось с фасоном пиджака:
Он давал совсем не тот рельеф,
И нос смотрел всё время не туда,
Выходил какой-то светский лев.
Скульптор в лапах абстинентного синдрома
Не мог в коленках дрожи победить.
Явно не хватало в изделии объёма,
И лицо партийное не ладилось слепить.
Все потуги превращались в канитель,
За что маэстро сам себя площадно материл,
Но тут без музыки и стука отворилась дверь,
В неё зашёл спаситель и налил.
У идеологии вся сила на лице,
А со своим синдромом разбирайтесь сами.
Те, кто живут на Олимпийской высоте,
Должны выглядеть идейными богами.
Советы
Кто-то бьётся в кайфе, а кто-то киснет в дрейфе,
Кого-то бьёт озноб, а кто-то припотел,
Но все тянут лямку в своём особом шлейфе,
И он пахнет так, кому какой предел.
Вон тот сошёл с ума от книг в библиотеке,
Его деда упразднили за потерю партбилета,
А этот пьёт из-за долгов по ипотеке,
И каждый ждёт ну хоть какого-то Совета.
Никак не ладится без партбилета и Советов,
Без тех, ещё отечества, знамён.
В панике всегда нет перспективы и ответов,
Лишь каждый в ужасе, что будет упразднён.
Длинные шеренги нечитанных поэтов
Тут быстрее разучились читать, чем сочинять,
Алчущим расскажут с телефонов и планшетов,
Как надо возлюбить, как надо почитать.
