Сахарный череп - Марина Комарова

На мгновение где-то в груди защемило. Таким, как мы, это не грозит. Нет у богов родственников. Никто не придет к ним, чтобы посидеть у домашнего алтаря, вдохнуть аромат копала и почувствовать на языке остроту горячих энчиладас. И не к кому потом будет идти по тропе бархатцев. Потому что никто не ждет.

Чуть нахмурившись, я отогнал упаднические мысли. Дожил. Стоило вернуться из Шибальбы, как тут же проявилась сентиментальность до идиотизма.

«А ведь тебя же отчасти за это и упекли под землю, – напомнил внутренний голос. – Не делай вид, что не помнишь».

– Мне пойти с тобой? – спросила находившаяся рядом Роза.

Я заколебался, но потом решительно ответил:

– Нет. Я сам.

И шагнул вперед, оставляя за спиной солнечную площадь и громкие голоса чиламцев. Стоило только оказаться в полумраке святилища, как входная дверь закрылась, словно под дуновением неизвестно откуда налетевшего ветра.

Я только чуть повернул голову, но оборачиваться не стал. На губах сама собой появилась улыбка.

– Здравствуй, Муэрте-Катрина, – произнес одними губами.

Помещение озарили резко вспыхнувшие свечи, которые парили прямо в воздухе. Появился запах красного перца, смолы и жженого сахара.

С алтаря, украшенного цветами, разноцветными лентами и калаверами, покрытыми глазурью, на меня смотрело призрачное лицо. Кости черепа белели во тьме. Яркие узоры, покрывавшие их, горели каким-то жутким светом. Венок из кроваво-алых роз венчал костяную голову.

Зубы… то ли оскал, то ли улыбка самой хозяйки смерти. Появились тонкие белые пальцы, унизанные перстнями с крупными камнями. Поманили меня. Щелчки фаланг отозвались эхом от стен. И это словно стало призывом. Со всех сторон начал нарастать шум ударов в барабаны и шорох маракасов.

Я приблизился к алтарю. Взгляд скользнул по плоскому медному блюду для подношений.

Так-так, а я с пустыми руками. Идиот ты, Тиош, надо было озаботиться. Сейчас ты не в том положении, чтобы вести игру на равных. Каждый бог требует дар. Сам был таким же. После выхода отсюда надо попросить Розу сходить на овощной рынок и прикупить что-то для памяти, иначе совсем беда.

– Здравствуй, Тиош, – прошелестел шепот.

Шепот сладкий и тягучий, словно мед с перцем, томный и заставляющий трепетать. Будь я простым человеком, кто знает, на что бы согласился, лишь бы услышать его еще раз?

Хотя… чего уж, даже, будучи богом, я не особо хочу сопротивляться.

Я улыбнулся.

– Благословение твоему дому и городу, Муэрте-Катрина. Я пришел с миром. Пусть в прошлом у нас были размолвки, но я предлагаю их там и оставить.

Все же улыбка. И слепящий блеск алых узоров на белых костях.

– Наглец. Нагле-е-ец… – хохот разнесся по всему святилищу.

Даже мне стало немного не по себе. Однако нельзя это показывать.

– Наглость – второе счастье, – невозмутимо ответил я.

И улыбаться. Главное – улыбаться. Боги не любят трусов. Это я прекрасно помню.

– Не боишься лишиться головы, Тиош? – хмыкнула Муэрте-Катрина.

– Я отращу еще одну, – пожал плечами. – В конце концов, мне все к лицу.

Снова смешок.

– И что же ты мне хочешь предложить, Тиош?

Есть. Муэрте-Катрина хоть и не в восторге от меня, но при этом женщина. Потому не лишена любопытства. Ну и скучно жить спокойно и размеренно. Душа хочет праздника. Пусть я и понятия не имею, где она находится у смерти.

– Сделку, – ответил я, не моргнув глазом. – Твое покровительство в обмен на силу моих врагов.

– А ты их уже поймал? – поинтересовалась она.

– Подумай сама, если бы я их поймал, то зачем бы пошел за твоим покровительством?

– Умный, стервец, – развеселилась Муэрте-Катрина. – Но все же…

– Тебе ведь тоже выгодно, – произнес я, – чтобы на твоих землях не творился беспредел.

Повисла тишина.

Муэрте-Катрина явно задумалась. Стук барабанов стал громче. Мои нервы натянулись как струны.

Давай-давай, думай, госпожа смерти. Я знаю, что ты не откажешься от помощи. Ты слишком не любишь тех, кто покушается на твою власть. Где это видано, чтобы кто-то перечил самой смерти?

– С тобой сложно спорить, Тиош, когда ты знаешь, о чем говоришь, – задумчиво произнесла Муэрте-Катрина.

В черных глазницах черепа полыхнуло красное пламя.

– И говоришь ты вроде дельные вещи…

Я затаил дыхание, ожидая продолжения. Давай-давай, соглашайся же.

– Но пока ты слаб, как новорожденный котенок. Поэтому я жду твоего дара.

Медное блюдо для даров вспыхнуло огнем. Ритм барабанов резко взлетел, повторяя удары моего сердца.

Пламя свечей вдруг оказалось слишком близко, практически опаляя кожу и волосы.

В голове снова зазвучал хохот вперемешку со сладким шепотом самой смерти.

Мысли метались как сумасшедшие. Что делать?

Решение пришло само. Ровно в тот момент, когда я увидел острый жертвенный нож, спрятанный на блюде с сочными плодами.

Кривая улыбка на губах появилась сама собой. Чудесно. Замечательно. Как раз то, что мне нужно.

Ухватив нож, я быстро вынул его.

– Хочешь даров, Муэрте-Катрина? Они будут. Всегда ценил, что ты своего не упустишь.

После чего занес руку над блюдом для даров и провел лезвием по ладони. Боль ослепила. По венам пробежал живой огонь. В святилище смерти не будет простых вещей, само собой.

Но, даже несмотря на то, что перед глазами потемнело, я устоял на ногах.

Кровь медленно капала на начищенную медь. Я сжал кулак, кровь побежала тонкой струйкой.

– В дар тебе, прекрасная Муэрте-Катрина, преподношу свою кровь. Отныне я твой слуга, а ты моя покровительница. Я не оставлю тебя, а ты меня, пока эта кровь струится в моих жилах.

На жертвенном блюде полыхнуло оранжевое пламя, жадно поглощая кровь. Призрачное лицо-череп довольно улыбнулось. Нож, который я все еще держал в руке, вдруг резко нагрелся. На длинном лезвии замерцали узоры, повторяющие рисунки на костях Муэрте-Катрины.

Тут же появилось ощущение, что нож теперь принадлежит мне. Напитанный своеобразной силой и благословением богини, он теперь сослужит добрую службу.

– Принято, Тиош, – раздался вздох со всех сторон. – Иди. И помни, ты сам пришел ко мне.

– Благодарю, Муэрте-Катрина, – прошептал я, пытаясь избавиться от мыслей о горящей болью ладони.

Потом, приложив окровавленную руку к сердцу, склонился.

А после этого быстрым шагом покинул ее святилище, даже не думая обернуться. Хоть спину и сверлили взглядом, от которого того и гляди захрустят кости.