Чистая правда - Дэвид Бальдаччи

Джон улыбнулся. Он любил отца так же сильно, как мать, – в некотором смысле, присущем только мужчинам, даже больше. Мысль о том, что его старик не может уснуть из-за беспокойства за него, была приятной. Джон хлопнул отца по спине.

– Не волнуйся, папа, я никогда не забываю об осторожности.

– А как насчет другого?

Джон инстинктивно коснулся рукой груди.

– Все отлично. Знаешь, я вполне могу дожить до ста лет.

Эд покачал головой, подумав о том, как сильно жизнь развела его сыновей, и понимая, что ничего не может изменить.

– Проклятье, – только и смог сказать он, усаживаясь на ящик с инструментами, чтобы допить свое пиво.

Рано утром Майкл Фиске, напевая себе под нос, шел по широкому, с высокими потолками коридору в сторону комнаты, куда приходила почта для помощников судей. Когда он вошел, один из клерков поднял голову.

– Ты вовремя, Майкл. Мы только что получили новую почту.

– Есть что-нибудь из тюрем? – спросил Фиске, имея в виду растущее число прошений заключенных.

Большинство из них было составлено in forma pauperis, что в буквальном смысле означало «форма обращения в суд неимущего лица». Для них имелся даже отдельный реестр, такой большой, что им занимался отдельный клерк, который вносил туда все приходящие обращения. ФОСН, как их называли клерки. Большинство из них содержали какие-нибудь дурацкие заявления, веселившие всех, либо, что бывало гораздо реже, дело, заслуживающее внимания. Майкл знал, что некоторые важнейшие решения суда были приняты именно по делам ФОСН, поэтому каждое утро первым делом проводил раскопки в кучах бумаг в надежде наткнуться на слиток золота.

– Судя по каракулям, которые мне удалось разобрать, ничего интересного, – ответил клерк.

Майкл взял ящик и уселся на стул в углу. Внутри лежало множество жалоб, написанных от руки печальных рассказов, череда самых разных обид и несправедливостей. И ни от одного нельзя было просто так отмахнуться. Много прошений приходило от приговоренных к смертной казни, для которых Верховный суд оставался последней надеждой перед тем, как их жизнь подойдет к концу.

Следующие два часа Майкл изучал содержимое ящика. Он уже мастерски научился это делать. Все равно что лущить кукурузу. Он легко анализировал длинные прошения, без особых усилий пробирался сквозь юридические термины, находил важные места, сравнивал их с еще не завершенными процессами и с прецедентами пятидесятилетней давности, которые выдавала его энциклопедическая память. Затем откладывал и двигался дальше. Однако к концу второго часа он так и не нашел ничего, что могло бы представлять интерес.

Майкл уже решил вернуться в свой кабинет, когда наткнулся на простой конверт из манильской бумаги. Адрес напечатан на машинке, без обратного адреса. Майкл решил, что это странно. Люди, обращающиеся за справедливостью в суд, обычно хотят, чтобы судьи знали, где их найти, если вдруг случится невероятное и на их прошение ответят. Однако к письму была прикреплена левая половина почтовой квитанции об уведомлении. Майкл распечатал конверт и достал оттуда два листка. В обязанности клерков, работавших в почтовой комнате, входило следить за тем, чтобы все почтовые отправления отвечали строгим стандартам суда.

Для тех, кто заявлял о своей неплатежеспособности, если их прошения принимались, суд выдвигал специальные требования к оформлению петиции, а также назначал плату и даже принимал участие и финансировал некоторые советы, хотя адвокаты не выставляли счета за свои услуги. Предстать перед судом уже само по себе считалось честью. Две формы, необходимые для получения статуса неимущего заявителя, включали ходатайство и письменное подтверждение под присягой, подписанное заключенным и подтверждающее, что у него нет средств для оплаты судебных издержек. Майкл сразу заметил, что ни того, ни другого в конверте нет. Значит, прошение следовало отправить назад.

Когда Майкл начал читать то, что находилось в конверте, все мысли о нарушении правил подачи ходатайства улетучились у него из головы. Закончив, он обнаружил, что у него так вспотели ладони, что бумага, которую он держал в руках, намокла. В первый момент Майкл собрался вернуть листки в конверт и забыть о том, что их видел. Но, словно став свидетелем преступления, совершенного у него на глазах, он чувствовал, что должен что-то сделать.

– Эй, Майкл, только что звонили от Мёрфи, требовали тебя, – сказал клерк, а когда тот не ответил, повторил: – Майкл? Тебя ищет судья Мёрфи.

Он кивнул наконец, сумев сосредоточиться на чем-то, кроме листков, которые только что прочитал. Когда клерк вернулся к работе, Майкл убрал листки обратно в конверт и заколебался, не в силах решить, что делать дальше. Вся его карьера юриста, да и сама жизнь могли решиться в следующее мгновение. Наконец, как будто его руки действовали независимо от головы, он положил конверт в портфель. Поступив так до того, как прошение официально зарегистрировано в суде, он совершил, среди прочего, кражу федеральной собственности, что являлось тяжким преступлением.

Когда Майкл выскочил из почтовой комнаты, он буквально лоб в лоб столкнулся с Сарой Эванс. Она сначала улыбнулась, но, увидев его лицо, сразу стала серьезной.

– Майкл, что случилось?

– Ничего, все в порядке.

Она схватила его за руку.

– Ты совсем не в порядке. Тебя трясет, и лицо у тебя белое как полотно.

– Мне кажется, я заболеваю.

– В таком случае тебе нужно пойти домой.

– Я возьму у медсестры аспирин, и все будет отлично.

– Ты уверен?

– Сара, мне вправду нужно идти.

Он быстро зашагал прочь, а девушка осталась стоять, с беспокойством глядя ему вслед.

Остаток дня тянулся для Майкла со скоростью улитки; он вдруг обнаружил, что постоянно поглядывает на свой портфель и думает о том, что там лежит. Поздно вечером, закончив все дела в суде, Фиске, яростно крутя педали велосипеда, домчался до своего дома на Капитолийском холме, запер за собой дверь и снова достал конверт. Затем вытащил из портфеля желтый рабочий блокнот и отнес все на маленький обеденный стол.

Через час он откинулся на спинку стула, глядя на многочисленные заметки, которые сделал. Потом открыл ноутбук и перенес их на жесткий диск, по давно выработанной привычке меняя, подправляя и снова обдумывая детали. Он решил начать работу над этой задачей, как над любой другой. Прежде всего тщательно проверить информацию, содержащуюся в прошении. И, что важнее всего, убедиться, что имена, названные в нем, действительно принадлежат тем людям, о которых он подумал. Если окажется, что все так и есть, он вернет ходатайство в почтовую комнату. Если же выяснится, что это вранье, родившееся в нездоровом мозгу, или какой-то заключенный решил задурить суд, – просто уничтожит листки.

Майкл выглянул в окно на другую сторону улицы, где, прижимаясь друг к другу, стояли одноквартирные дома вроде того, в котором жил он. Здесь селились молодые адепты правительства: одни из них были еще на работе, другие метались в своих кроватях под гнетом незавершенных дел государственного значения, и так будет продолжаться до пяти утра, пока не придет время вставать. Темноту за окном разгонял лишь свет фонаря на углу. Ветер задул сильнее, и в преддверии подступающей непогоды стало холоднее. Бойлер в старом здании еще не работал, и Майкл вдруг почувствовал, что замерз, стоя около окна. Он взял из шкафа толстовку, надел ее и снова стал смотреть на улицу.