Vita Nostra. Работа над ошибками - Марина и Сергей Дяченко

— А раньше вы мне не хамили, — заметил он с легким упреком. — Ладно, смотрите на доску. Я воспроизведу некую проекцию, а вы ее прочитаете в динамике. Поехали.

Он выбрал фломастер, на этот раз черный. Остановился напротив доски — его пиджак слегка топорщился на плечах, но не из-за крыльев, как у Стерха, а от массивных, как покрышки самосвала, налитых мышц. Покосился на Сашку, так и стоящую посреди аудитории. Провел первую линию, будто отчеркнув горизонт, и с бешеной скоростью стал выписывать знаки и символы.

…Это было похоже на бег в коридоре, полном зеркал, циркулярных пил и лезвий. Мелькание света и тени, фактур и смыслов. Быстрее. Еще быстрее. Будто лента тренажера под ногами набирает скорость самолета, и бегун сперва катится кубарем, а потом летит вверх тормашками…

Сашка начала падать, ее подхватили под мышки и усадили на стул; много раз Дим Димыч ловил ее, когда она падала с «козла» или гимнастических брусьев. Она помнила это прикосновение — всегда надежное, дружеское или братское, никогда не липкое, без намека на эротику. На секунду Сашке представилось, что она опять в спортзале, и сейчас начнется занятие секции по настольному теннису.

В последние три дня она много раз «уплывала», теряя сознание, но привыкнуть к такому невозможно. Теперь Сашка сидела, навалившись локтями на стол, зажмурившись, и слушала, как где-то во внешнем мире губка скользит по доске, и получается звук, похожий на пение сверчка. Физрук молча вытирал доску, и Сашка тоже молчала.

— У вас нет денег, чтобы купить новую одежду? — спросил он осторожно, и от удивления она открыла глаза; доска была чистой.

Дим Димыч, юный и заботливый, выражением лица походил на бенгальского тигренка.

— Деньги есть, — выдавила Сашка сухим горлом. — У меня нет времени ходить по магазинам.

— Можно заказать в сети, — сказал он, усаживаясь за преподавательский стол. — Научить, как делать заказы?

— Я не справляюсь, потому что провалила работу над ошибками? — Сашка посмотрела ему прямо в зрачки.

— Вы не справляетесь, потому что не справитесь, — сказал он с легким сожалением. — Занятие окончено. Дополнительных не будет.

х х х

Расписание занятий склеилось, как лента Мёбиуса, она же липучка для мух. Но в аудитории номер четырнадцать, перед Стерхом, можно было хотя бы дать волю чувствам.

— Он саботирует, — Сашка раскачивалась на стуле. — Он ничего не объясняет. Я пропустила целый семестр, не могу ничего понять, он же должен начинать с простого!

— Дмитрий Дмитриевич, — грустно сказал Стерх, — не может саботировать. Он функция. Точнее — система функций.

— Если его функция учить, почему он меня не учит?!

— Его функция — не учить… — Стерх осекся, будто пожалев о своих словах. Поглядел на Сашку — та напряженно ждала продолжения. — Такая грамматическая структура, как Дмитрий Дмитриевич, — сказал Стерх медленно, тщательно подбирая слова, — имеет запас предназначений и смыслов, который нам, бывшим людям, сложно представить.

«Нам, бывшим людям». Сашка осознала, что Стерх только что поставил себя и Сашку по одну сторону воображаемого барьера. Как будто они союзники.

Она подалась вперед, ловя возможность:

— Николай Валерьевич. Помогите мне. Тогда, на втором курсе, вы же помогли!

Стерх заметил что-то на полу под ножками стула. Наклонился и поднял большое черное перо, жесткое, с металлическим сизым блеском. Повертел в пальцах, разглядывая, будто подыскивая этой вещи применение в хозяйстве:

— Я делаю что могу, Саша. Но…

Он перевел взгляд на открытую тетрадь перед ним, на плотные красные строчки: «не бойся не бойся не бойся не». Вздохнул. Заложил перо между исписанных страниц, будто закладку.

— Все вы проходили перед моими глазами — имена признаков, имена предметов, местоимения, иногда глаголы. Но такая студентка, как вы, у меня впервые, Саша. И я вполне могу развести руками и сказать честно: это мне не под силу…

Сашка промолчала, не в силах скрыть разочарование. Стерх вернул тетрадь — вместе со вложенным в нее пером. Порывисто встал и прошелся по кабинету. Побарабанил кончиками пальцев по оконному стеклу. Вернулся, поддернул рукав черного пиджака:

— Посмотрите сюда…

Перламутровое зеркало на кожаном ремешке послало Сашке в глаза концентрированный луч света. Сашка героически попыталась не жмуриться.

— Я что-нибудь придумаю, — тихо сказал Стерх, — я найду, чем вам помочь. Обещаю.

Солнечным воскресным утром Сашка сидела в маленьком, будто газетный киоск, здании аэропорта города Торпы и смотрела, как от самолета на летном поле трусит к выходу толпа, как рабочие выгружают багаж на тележки, как бродят вокруг техники. Сашка выучила наизусть расписание авиарейсов, благо оно было совсем короткое, и распорядок городских автобусов — те ходили из центра города каждые полтора часа.

Наконец по трапу спустился экипаж — пара стюардесс, помоложе и постарше, пилот-стажер — низкорослый щуплый парень, похожий на молодого Пушкина, и Ярослав Григорьев позади всех. Сашка увидела его издали, и у нее перехватило дыхание.

Еще бы несколько секунд. Просто смотреть, как он идет через поле. Будто в замедленной съемке — белый китель, черные погоны на плечах, фуражка, небрежно сдвинутая на лоб. Сашке хотелось бы, чтобы он всегда так шел и не приближался, потому что сейчас он будет здесь — и придется что-то решать…

Самые торопливые пассажиры уже текли вереницей через зал ожидания за Сашкиной спиной. Ярослав скрылся в здании; Сашка отклеилась от окна, метнулась по залу, споткнулась о чью-то сумку, извинилась, села в первое попавшееся кресло и низко опустила голову.

Они прошли мимо нее — все пассажиры со своими чемоданами. Две стюардессы и пилот, похожий на Пушкина. Потом она увидела черные ботинки, прикрытые краем брюк, и услышала голос, от которого по спине побежали мурашки.

— Да, папа, — говорил он в телефонную трубку, устало, терпеливо и очень нежно. — Что купить по дороге? Хорошо, как скажешь. Но в такую погоду лучше бы нам…

За ним закрылись стеклянные двери. Сашка посидела еще несколько минут. Потом встала, вышла из здания и успела увидеть, как с парковки выезжает серебристая «Мазда».

х х х

Ее комната была завалена бумажными сумками и пакетами, вчера она сбросила покупки на пол, на кровать, на стол, куда попало, и комната сделалась похожей на склад. Все деньги, все, что передал ей Денис Мясковский, и те, что выдал Фарит в счет стипендии, — все ушли на тряпки. Кто она, убийца реальности, разрушитель грамматики?! Нет, чокнутая шопоголичка.

Для кого, спрашивается, она набрала в торговом центре две сумки кружевного белья?! «Купи себе трусов и лифонов», — сказала Лиза, ну что же, Сашка исполнила ее завет на двести процентов. И готова хоть сейчас примерять, любоваться, вертеться перед зеркалом и мечтать, мечтать, мечтать…