Рыцарь и его принцесса - Марина Дементьева

class="p1">— Значит, не всё ложь? — ощерился наёмник и вскинул бедовую свою гордую голову. — Как же, слышал, что болтают обо мне. Знаю, о чём хочешь спросить, леди. Да не решаешься. Ну же, спроси: убивал ли я своего отца? И вот что отвечу: да, убил! И не жалею об этом. Жалею об ином: что человека возможно убить лишь единожды…

Не знаю, чего он ждал от меня, решившись на это признание. Что отшатнусь в ужасе и гневе? Прокляну извергом, отцеубийцей? Да кого? Язычника, не знающего о христианских заповедях? Да и кто бы поведал ему о них? Сидхе?

Я не отшатнулась и не прокляла. Лишь разделила снедавшую Джерарда боль. Не осудила его, и не потому только, что любила. Наперекор всей премудрости, в которой наставляли меня с малых лет, в сердце своём я оправдала поступок Джерарда, настолько силён был во мне гнев на нечестивого его отца. Что уж говорить о Джерарде? Должен ли он любить и почитать такого-то отца, после того, как тот обошёлся с несчастной его матерью и c ним?

Мне сталось больно и горько за него, за путь, коим ему довелось пройти, но слова Джерарда не явились для меня откровением, точно некто более мудрый и сведущий заранее предсказал единственный возможный исход.

Медовое сияние просачивалось сквозь тёмные шатры сосен, подсвечивая в хризолитовый, янтарный, изумрудный. Как бы не хватился дочери отец в неурочный срок! Ведь, забывая обо мне на дни и по целым неделям, бывает и так, что ард-риагу приспевает охота послать за мною, а то и прийти самому, будь то ясный день или глухая полночь. Но могу ли знать наверняка, что друг мой не замкнётся в отчуждённом молчании, не укорит себя: — жаль, не вернуть сказанного, не залетит вспять в уста однажды спорхнувшее с них слово, обидное ли, злое, вовсе не должное стать произнесённому? Выдастся ли ещё минутка откровенности, откроет ли мне сердце тот, о ком столько лжи, оттого что никому он не поведал о себе правды? А я ради неё, правды этой, раз так тому быть, стерплю отцовский гнев, приму на себя вину за долгую отлучку… готова и призраком свободы пожертвовать, пусть отец запрёт мою дверь на хитрый замок, пусть и из окон не увижу юной весны, что шествует красавицей в зелёном убранстве сидхе. Пусть — дороже весны и переменчивой отцовской милости стала мне правда о моём друге. И, глядя в отчаянную зелень глаз, я тихо попросила:

— Расскажи мне.

* * *

На могилке Дейрдре восходили и склонялись долу травы. Лёгким саваном, белой фатою на Самайн покрывал её снежок, и блистали сладкие росы Бельтайна. Уединённо, тихо её пристанище, и редкий прохожий не узнает, что под холмиком этим, без креста, без имени, лежит законная наследница здешних мест, обманутая и преданная. Вся земля эта принадлежала ей по праву, а досталась лишь та, что покрыла скорбные очи да изболевшуюся грудь. Пройдёт незнающий человек, и смутное чувство коснётся души, и светлая печаль осенит чело, и человек прошепчет молитву и оглядит светлый уголок, и помянет ушедших без исповеди, без причастия, оплаканных одним дождём. Мир их душам…

И лёгкий вздох ветерком воспарит над вершинами склонённых дерев, прошепчет листвой: «Мир тебе, добрый человек…»

А лорд Грегори… Да что лорд Грегори! Ему не жизнь — забава. Пиры, охоты да веселья. Праведным трудом прибыток скуден; подлецу само всё в руки плывёт, знай загребай. Вольготно жилось ему в обманом взятом доме, вольготно в присвоенных владениях, и чужой хлеб не встал камнем в горле.

Хватились Дейрдре не так чтобы нескоро. Стоило лишь не явиться на требование привычной до неприметного помощи… Молодой лорд побелел от досады. Хотел было снарядить за беглянкой погоню, уже и сам вдогон наладился… да только выругался сквозь зубы.

— Пропади она пропадом!

Сорвал гнев на всех и всём, что некстати подвернулось, да на том и успокоился.

Мать его и жена уходу Дейрдре лишь обрадовались. Старая сычиха понадеялась, что племянница сгинет безвестно, а она и рук не замарает — как же славно устроилось! Супруга же, хоть и не знала всей правды о мужней измене, невзлюбила Дейрдре за одну лишь красоту, которой люто завидовала, и потому не упускала случая причинить безответной красавице зло.

Грегори по первости, бывало, и вспоминал девушку, что когда-то, в мгновенье наивысшего просветления, принял за ангела. Но вспоминал всегда со злобой, в которую выродилась неосознанная вина и ревность ловчего, по небрежной самонадеянности упустившего из сетей покорную и дивную птицу.

Однако со временем воспоминания становились всё тусклей, всё безразличней; черты Дейрдре истирались, как истирается образ в осквернённом храме. Наконец, лорд и вовсе забыл о ней, да и к чему досадные мысли, когда жизнь во всём удалась?

Супруге своей он и впредь не хранил верности, хоть проделки свои сотворял тихо и аккуратно, соблюдая внешнее благочиние. Некрасивая супруга, паче чаяния, не слишком отставала от муженька в том негласном состязании; сама, впрочем, дальновидно избирала объектами страсти народец попроще: дюжего конюха, кузнеца — ражего детину, долговязого жеманного барда, тогда как обставивший её супруг предпочитал делать ставку выше, тем увлекательней игра. Годы молодости уже минули для него, когда младшая сестра священника, воспитываемая им скорее как дочь, девушка скромная и набожная, утопилась, бросившись с обрыва. Поговаривали, бедняжку принудила к смертному греху ставшая несносимой для неё связь с лордом-обольстителем. Правду ли говорили, или же приписали сей прискорбный случай к длинному списку лордовых «побед», однако убитый горем и стыдом брат вполне поверил в молву и громко проклинал погубителя. Опять же, неизвестно, воззвали ль к ущербной совести лорда стенания священника, устрашила ль глухая ненависть любивших славную девушку людей, или же попросту наскучила давняя забава, однако ж лорд остепенился.

Паче чаяния, житьё его с навязанной женой оказалось вполне сносным для обоих супругов. По нраву они сошлись друг с другом, на проделки «благоверных» взаимно посматривали сквозь пальцы, а в целом оставались довольны супружеством; матушкин расчёт вполне оправдался. Батюшка супруги вскорости скончался, оставив дочке немалое наследство, которое лорд и леди сообща прогуливали.

Одно лишь обстоятельство омрачало годы брака — наследник так и не появился. И Грегори нет-нет да и вспоминал с возрастающей досадой прижитого от Дейрдре младенца, ведь в отцовстве своём, зная несомненную верность кузины, он по правде никогда не сомневался. Как знать, где теперь ребёнок Дейрдре, где она сама, да и живы ли они вовсе, или кузина, не знающая жизни за пределами замка, недалеко