Государи Московские: Младший сын. Великий стол - Дмитрий Михайлович Балашов

– Сами же мы решили, подумав с боярами, в Переяславль не идти, доколе тамошние бояра нас не позовут к себе сами на стол. И о том тоже просим передать царю, дабы обид на нас от нашего старшего брата, великого князя Андрея, перед царем не было!

В думе ропот. Юрий смотрит, не понимая. Отец кончил и задирает бороду. Всё! Можно отпустить баскака. Ропот стих. Потрясенная тишина.

А затем – проводив баскака и отпустив многих бояр – Протасию с Бяконтом:

– Вызвать переяславского гонца. Пущай немедля скачет к Терентию. Посылать за ним московских гонцов, без грамоты, словесно да изъяснят! Юрию – быть готовым тоже скакать в Переяславль. Протасию – готовить дружину. Бяконту – собирать посольство в Орду. С подарками! Казны не жалеть!

Глава 125

Федора вызвали и отослали с наказом тотчас. Москвичи поскакали следом через два часа. Выпускали их так, чтобы не углядели татары.

В Переяславль меж тем прибывают великокняжеские бояре. Окинф занимает терема, опечатывает казну, расставляет владимирскую сторожу у городских ворот, на мытном дворе, на торгу. Сам с дружинниками едет в Горицы и требует выдачи завещания покойного князя. Горицкий настоятель трусит перед великим боярином, тем паче что и покойный Гаврило Олексич и Окинф – вкладчики монастыря. Грамота переходит в руки Окинфа и отсылается князю Андрею. Перерывают княжеское хранилище и казну, ищут противень – противня, второго списка грамоты, нет.

Отстраненные от городовых должностей переяславцы ропщут, ждут потери кормлений. Феофан сидит в загородном тереме Терентия Мишинича, трясется, ждет, что схватят и предадут смерти за давнюю казнь Семена Тонильича.

Тут-то и является Федор, а за ним москвичи с вестью, что Данил Лексаныч ждет посольства. Окинф уже показал себя, и бояре, почуявшие, что приходит конец их местам в думе, почету, должностям, доходам, всему, что добыто трудами и ранами на службе у двух князей, отца и сына (а то и трех: старики служили еще Александру Невскому), почуяв неминучую беду, начинают украдом съезжаться к Терентию. Решают пригласить настоятеля Никитского монастыря – тоже свидетеля завещательной воли Ивана. Вооруженные ратники и холопы разоставлены в засадах – не нагрянул бы Окинф с ратью.

– Ты побудь у меня! – велит Терентий Федору. – Домой на Княжево не суйсь, там тебя ищет уже какой-то Окинфов холуй.

– Козел, верно! – догадывается Федор.

– Уж не знаю, кто таков, козел али волк, а только у Окинфа зуб на тебя, сам знашь. Да и… Не повестили ли ему, что ты грамоту увез? Так что сиди, не кажи себя, поймают. Женка не знат ничего, и добро!

Федор только тут начинает понимать, в какую замятню попал и что рискует теперь потерять не только место при князе, но и дом, и землю, и едва ли не саму жизнь.

Ночью переяславские выборные, пробираясь лесами мимо застав, отправляются к Даниле: звать на стол. В Москве их после беседы с князем вызывают в думу, показывают баскаку. Тот кивает головой, понимая, что вечером будут новые дары. Соглашается послать от себя вестника к великому хану в Сарай, куда уже везут княжеские сокровища – поминки от князя Данилы.

И только после того у ворот Переяславля появляются верхоконные москвичи. Полк, собранный Терентием (переяславцам никому не любо идти под Андрея), занимает Клещин-городок и дороги на Ростов и Юрьев. На торгу, в самом городе, бьют и волочат городецкого мытника. Посланный на Вески Окинфовой стороже не пробиться в город, ее окружают и берут в полон. Мужики грубо хватают под уздцы коней, упрямых крюками и арканами сволакивают с седел. Блестят широкие лезвия рогатин, тут не до шуток. Сторожа, сдаваясь, складывает оружие.

В терем к Окинфу вбегает стремянный. Он в растерзанном зипуне, на зеленом сапоге кровь.

– Беда, боярин! Едва ушел, зорят наших! У Дмитровских ворот сторожу смяли, уходить пора!

Окинф, ругаясь, натягивает кольчужную бронь. Торочат коней. Вьюки с нахватанным добром, оружие… Скорей, скорей! Но у Владимирских ворот толпа горожан.

– Руби!

Но за городом – полк Терентия. Окинфа схватывают, вяжут стремянного и иных холопов, поворачивают коней. Через час, развьючив поклажу, уносят добро назад, в терема. Окинф с прочими сидит под стражей, город – радостный – в руках москвичей и переяславской рати. Юрий без шапки, рассыпая рыжие кудри, под крики толпы едет шагом по городу, машет рукой, улыбаясь во весь рот направо и налево. Радость переполняет его, он весь сейчас из одной радости, из одного ликования. Ну каким же умным оказался отец! Ну какие же они все славные! Ну какой же город, какой собор, какая чаша воды за валами! А терема, а толпы народа, а торг! Отсюда он, пока будет жив, не уйдет! Единственное, что нарушает счастье Юрия в ближайшие дни, – строгий наказ отца, которого невозможно было ослушаться: отпустить всех захваченных бояр великого князя Андрея с их дружиною, не чиня им никаких обид, воротив коней и оружие. Сам бы Юрий ни за что этого не сделал, сгноил бы захваченных в яме. Но по отцову слову пришлось отпустить.

Всех переяславцев, что помогали ему, Юрий оставляет на прежних местах в думе и в войске, даже Федор, вызванный через дружинника, получает место в охране дворца, хоть и не прежнее, но и не самое низкое. Юрий принимает его милостиво, и Федор наконец уверяется, что, по крайности, почти ничего не потерял во всей этой замятне, когда, рискуя головой, исполнял последнюю службу покойного князя Ивана.

Глава 126

Михаил Тверской и Андрей Городецкий, узнав о завещании Ивана, оба были в страшном гневе. Но ежели Андрей, как великий князь, попросту не пожелал считаться с волей покойного и послал своих бояр на Переяславль, то положение Михаила оказалось труднее. Собрать рать и пойти на своего союзника и друга князя Данилу? Зачем? Чтобы Андрей смог без хлопот получить Переяславль? Поддержать Данилу, самому вовсе отказавшись от города? Ему оставалось ждать событий и хранить мир. И мать, великая княгиня Оксинья, сказала:

– Терпи! Твое время еще придет, сын! Андрей не отступится от Переяславля, а Даниле навряд усидеть, ратной силы недостанет. (Про посольство Данилы Московского в Орду не знали еще ни она, ни Андрей Городецкий.)

Андрей только-только воротился из Новгорода, где ему пришлось задержаться, заключая мир со свеей. Увидя своих, с соромом изгнанных из Переяславля бояр, он рвал и метал. Не задумавшись дня, Андрей велел собирать полки, послал гонцов в Ростов и в Тверь, к Михаилу. Но из Твери