Селянин - Altupi

— Тогда спасибо.

— Да не за что! Мне ж это ни копейки не стоило! Пойдём к маме Гале…

Они пошли дальше. Вечерело — сегодня праздник, на картошку можно забить, но обычные дела никуда не делись. Весело тебе или хреново, скотине на это начхать, она жрать и доиться хочет, а свиньи уже голодно похрюкивали.

Первым делом Егор направился на кухню, вымыл руки, умылся, попил кваса. Кирилл повторял за ним, но не мог понять, в чём дело, он-то думал, что Егор бегом побежит к матери сообщать радостную новость, а тот не бежал и вообще стал каким-то заторможенным.

— Всё нормально? — встревожился Калякин.

— Да, — кивнул селянин, но было видно, что он не хочет отвечать и коротким утверждением отмахивается от него, просит не расспрашивать. Пришлось отстать.

На кухне возник Андрей. Гипс на его руке был довольно грязным. Вот его-то глаза горели.

— Ну, идёте? Я ничего не сказал мамке. Только сказал, что у нас сюрприз для неё.

Егор опять только кивнул, обозначая, что брат сделал всё правильно, после, коснувшись его плеча, проследовал через тёмную прихожую в зал, которому также не хватало естественного освещения, и зашёл в спаленку. Кирилл, придерживая штору, чтобы не оторвать, повис у стены с правой стороны дверного проёма, Андрей — с левой. Галина лежала, накрытая простынкой в голубой цветочек, у неё ничего не менялось, за исключением ночных рубашек и постельного белья. В ранних сумерках её лицо казалось серым, восковым.

— Уже пришли? — спросила она. Уголки губ приподнялись в попытке улыбки. — Кирюша, твои родители уехали?

— Да, уехали, — отозвался он. — Пусть едут.

— У тебя замечательная мама.

— Это ты, мам Галь, её просто не знаешь, — поморщился Кирилл, однако параллельно диалогу он недоумевал, почему Егор молчит и сидит на деревянном стуле, будто на электрическом. Может быть, просто не приучен перебивать старших? Так или не так, но Кирилл поостерёгся лезть впереди паровоза. А вот младший пацан не был так тактичен и щепетилен, как Егор, его, похоже, ничего не волновало, и он изнывал от нетерпения сообщить, наконец, об исполнении мечты, которую старший брат лелеял последние несколько лет.

— Мам, мы за другим пришли! — недовольно выкрикнул он, хотя недовольство скорее касалось Егора. — Помнишь о сюрпризе, что я говорил?

— Помню. Что за сюрприз?

Кирилл увидел, как Рахманов сжался, как в его глазах промелькнул ужас, а кадык нервно дёрнулся. Кирилл ничего не понимал! Застыл в недоумении, прирос к тонкой фанерной перегородке. Егор, тем не менее, взял мать за руку и заговорил вполне жизнерадостным тоном, хоть предложения выстраивались медленно, с длинными паузами, практически как у самой Галины.

— Мам, родители Кирилла дают денег на операцию. Оплатят твоё лечение за границей.

— Лечение? — Галина не выказала ни малейшей радости, наоборот, устало вздохнула. — Егорушка, ты опять?

Теперь Кириллу стала понятна причина: мама Галя была против! Вот этого он никак не ожидал.

— Мам, тебе надо лечиться, — терпеливо продолжил Егор. — Ты сможешь снова двигаться, нормально жить. Надо только сделать операцию.

— Нет, Егорушка, нет. Время прошло… потеряно. Я не хочу…

— Мы попытаемся, мам. Попробуем. Хуже ведь не будет. Я уверен, что будет лучше.

— Но это дорого стоит! — Галина разволновалась, её глаза метались.

— Нам обещают оплату.

— Да, — подтвердил Кирилл и откашлялся, потому что голос из-за переживаний сел. Егор удостоил его благодарным взглядом.

— Это долго, — нашла новый аргумент Галина.

— Да, долго, — не отрицал Егор. — Через три дня надо лечь в областную больницу, где…

— Уже через три? — Галина запаниковала, но выражалось это только движением глаз и интонациями. Голова же безжизненно лежала на подушке.

— Да, через три. — Старший сын был само терпение и выдержка, гладил по нечувствительной руке. — Родители Кирилла договорились об обследовании. В больнице проведут анализы и подготовят документы…

— Нет, я не хочу! Не хочу… Больницы! Операция! Я… я… боюсь!

— Я буду с тобой.

— А дом? Андрюша? — Галина искала всё новые и новые доводы и отговорки. — Это долго! Если впустую? Мне поздно лечиться. Отдайте меня в богадельню и живите спокойно. Я не хочу. Мне страшно. За границу на самолёте… Как меня в него?.. Нет, я… я не хочу.

Кирилл кожей чувствовал её страх и отчаяние. От её слабого, но отчаянного голоса у него на руках волоски встали дыбом. Мурашки перекинулись и на спину. Он не думал, что встретит сопротивление со стороны мамы Гали, считал, она мечтает выздороветь. Наверное, на её месте он бы тоже боялся — месяцы больниц, врачей, уколов, капельниц, наркоз, операция, муторная восстанавливающая терапия для атрофированных мышц. Притом в чужой стране и в режиме жёсткой экономии чужих денег, страшась лишиться финансирования.

— Мы справимся, мам, — сказал всегда берущий на себя ответственность Егор. — Мы сейчас ведь справляемся? За нас не беспокойся, думай о себе, — нажал он в последней фразе и повернулся к Андрею и Кириллу, призывая их на помощь. Андрей словно ждал этой молчаливой команды, шустро пролез между сидящим братом и комодом с медицинскими склянками и втиснулся на коленях возле кровати, что позволяло его худенькое мальчишечье тельце. Принялся целовать впалые щёки, нос и лоб, приговаривая:

— Мамочка, ну, пожалуйста! Соглашайся! Мы с Егоркой так хотим, чтобы ты выздоровела! Мы тебя очень любим! Мы с Егоркой всегда такое желание на Новый год загадывали! И я на свой день рождения, когда свечи задувал!

Егор опустил голову, глядел в никуда и безотчётно трогал себя за пальцы, сжимал и разжимал их. Винил себя, что не может дать брату достойного, счастливого детства, что жизнь у них не сложилась? Или ненавидел Мишаню за это? У Кирилла в сердце впивались иглы, когда видел любимого таким, думающим о себе приниженно, ведь он и мама Галя дали Андрею настоящую семью, ибо родство, близость, понимание не сравнятся ни с какими мопедами, роликами и айфонами. Кирилл не в силах был изменить их прошлого, но всеми силами хотел изменить будущее. Деньгами тех людей, которые ставят банкноты превыше чувств.

— Мам, ну, соглашайся! Пожалуйста! Мы тебя поддержим. Все, и Кир тоже! Ты же у нас одна-единственная, самая любимая, ни в какую богадельню мы тебя никогда