Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я постараюсь.
Тоже про себя сказала. Но он услышал. В прихожей они обнялись, Римма поправила ему шарф.
– Будь осторожен.
– Со мной всё будет в порядке.
Да, с ним всё обошлось. А они… Господи, сделай так, чтобы это оказалось правдой, чтобы его встретил Серёжа, милый, ласковый и весёлый мальчик…
Освещённые улицы города возникли внезапно. Машина и раньше проносилась сквозь какие-то маленькие городки, но сейчас водитель, не оборачиваясь, сказал:
– Загорье, – и уточнил: – Цветочная?
– Да, – вздрогнул Бурлаков. – Тридцать один.
Цветочную улицу нашли быстро, но она закончилась на девятнадцатом номере. Дальше проезд загораживала тёмная вверху и полосатая внизу от белых стволов берёзовая роща.
– Вот чёрт! – выругался водитель. – В объезд придётся.
– Нет, – решил Бурлаков, достал и протянул ему деньги. – Я дойду. Спасибо.
Водитель, принимая деньги, внимательно посмотрел на него.
– Подождать?
– Нет, не надо. Спасибо.
Бурлаков вышел из машины и захлопнул дверцу. Прежде, чем развернуться и уехать, водитель пожелал ему удачи. Но он не услышал.
В роще было светлее, чем казалось снаружи. Во всяком случае тропинку он различал. А когда он вышел к оврагу, сияющие окна и фонари на той стороне показались нестерпимо яркими.
Как он шёл зимой? Вроде с другой стороны, но это неважно. Вон и ступеньки, и лёгкий, даже не мостик, а переход, оставляющий воду открытой, без перил, но устойчивый. Ну вот, вот и… какой подъезд? Помнится, да, левое крыло, тогда вот этот.
На лестнице кто-то с ним поздоровался. Он ответил, даже не поняв, кто это. Длинный коридор с множеством дверей. Вот и семьдесят седьмая. Тот же коврик в красно-зелёную клетку.
Бурлаков перевёл дыхание и нажал кнопку, белую пуговку на чёрном кружке. За дверью залилась трель звонка, потом послышались шаги и молодой мужской голос сказал:
– Я открою. Кого это принесло?
Щёлкнул замок.
Андрей старался сосредоточиться, но в голову лезло совсем другое, абсолютно не относящееся ни к русской грамматике, ни к физике. Нет, так он только ошибок насажает. Андрей достал учебники на завтра. Математика… брать алгебру или геометрию? Или оба сразу? Ладно, тяжесть невелика, так что оба, и две тетради тогда. Историй тоже две. История России и Мировая. Наверное, мировую, всё-таки мир древнее России, а начинать надо с древнейшего, старшие всегда впереди, и за пайком, и к стенке. И литература. По литературе тетрадь точно в линейку, а по истории? Схемы, таблицы – он ещё вчера на перемене просмотрел учебник – клетка будет удобнее.
Он перекладывал книги, надписывал тетради. Ученика Мороза Андрея… чёрт, как же не вовремя эта телеграмма. Теперь что, дома не ночевать? В облаву главное – на глаза не попасться, переждать, а своя квартира ещё не приспособлена, спать на полу и есть из пригоршни неудобно, да и не в этом дело, имя-то его там прописано, по имени через Комитет найдут его запросто, значит, что? У девок ночевать? Каждую ночь в новой постели. Чтоб не высчитали, не выследили, зайцем солёным бегать. Да, докатился колобок. В аккурат до лисьего носика. Ну… поплясать – попляшу, надо – так и песенку спою, а там уж не обессудьте, мной и подавиться можно.
Андрей собрал на завтра портфель и подошёл к шкафу. Книг на полке прибавилось. Потихоньку подкупал летом. Надо будет как-нибудь в воскресенье в Сосняки смотаться, там всё-таки книжный не чета Загорью. Читать что-то серьёзное он сейчас не мог, и потому взял книжку рассказов. «И смех, и грех». Рассказики на страничку, много на две, но обхохочешься. Даже Эркину понравилось.
И только лёг на диван с книгой, только начал вчитываться и даже хмыкнул в одном месте, как зазвенел звонок.
Кого ещё там принесло?!
Андрей сердито хлопнул об диван книгой и побежал в прихожую, твёрдо уверенный, что шуганёт любого… от души. Кто б там ни был, но нашёл, сволочь, время по гостям шляться!
Из ванной смутно доносился шум воды – значит, Женя моет Алису на ночь. Ну, так тем лучше. Он крикнул, что откроет, и щёлкнул замком.
Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга. И одновременно Бурлаков, снимая шляпу, шагнул вперёд и сказал:
– Здравствуйте, мне кого-нибудь из Морозов.
А Андрей, налегая на дверь, чтобы захлопнуть её перед пришельцем, огрызнулся:
– Нету такого! Вали отсюда!
Но выпихнуть Бурлакова ему не удалось. Тот оказался неожиданно сильным. Ударить его Андрей как-то не смог, и Бурлаков вошёл.
– Однако вы не гостеприимны.
– Какой есть. Вали отсюдова, понял, нет!
Бурлаков сначала растерялся, но уйти он не может, нет, что это за парень, откуда он взялся? Высокий, светловолосый, с растрёпанный шапкой кудрей, кто это? Лицо, вроде, знакомое, где-то он уже видел…
– Ну, чего лупишься? Глухой если, так я тебе уши враз прочищу!
Андрей распалял, заводил себя, но получалось плохо. И растерянное лицо Бурлакова не помогало, даже мешало.
На шум выглянула из ванной Женя. Звонка она за плеском воды и восторженными взвизгами Алисы – та обожала «шторм и бурю» в ванне – не расслышала и сначала просто увидела, что Андрей с кем-то разговаривают.
– Ой, пришёл кто? Андрюша…
Они оба обернулись к ней, и Женя узнала Бурлакова.
– Ой, Игорь Александрович, здравствуйте, Андрюша, это ж…
– Он адресом ошибся, Женя, – твёрдо ответил Андрей. – Ты иди, я с ним сам разберусь.
– Нет, как же, ты что, – Женя порывисто оглянулась. – Алиска, быстренько вылезай и вытирайся, – и зачастила: – Игорь Александрович, вы раздевайтесь, проходите, я сейчас чай поставлю, Андрюша проводи в гостиную, я мигом, Алиса, быстренько, надевай халат, ну же, Андрюша, это же Бурлаков, Игорь Александрович, ну же…
Сопротивляться её натиску было невозможно, и Андрей буркнул:
– Знаю, встречались. Ну, пошли, раз так.
И, не оглядываясь, вышел из прихожей в большую комнату.
Бурлаков, застыв на месте, смотрел ему вслед. Андрюша? Это… это и есть Андрей Мороз?! Но…
– Игорь Александрович, вы проходите, мы вас не ждали…
Женя запахнула халатик. Господи, как же неудачно получилось, он же, бог знает, что подумает, не прибрано, она в халате, Андрюша не в себе, и Эркина нет, ну… ну… ну, надо же что-то делать.
– Игорь Александрович, вы проходите, мы вам рады.
Из ванной высунулась мордашка Алисы, и, ойкнув, Женя метнулась туда.
Бурлаков положил на вешалку шляпу, снял и повесил плащ. Он не то, чтобы успокоился, а перестал, как когда-то говорилось в цареградских переулках, вибрировать, или, если по-алабамски, трепыхаться. Что бы ни было, но сегодня, сейчас он узнает всю правду, и с недоговоренностью будет покончено, раз и навсегда. Перед зеркалом пригладил волосы,