Корабль мечты - Лука Ди Фульвио

Парень уже разделся до пояса и обливался водой.

– Слышала о процессе?

Бенедетта видела тревогу в его глазах.

– Каком процессе?

– Над дочкой доктора.

– А… Ты о Джудитте?

Произнеся это имя, Бенедетта вдруг почувствовала, как у нее закружилась голова. Ей так и не удалось выбросить эту проклятую евреечку у себя из головы. Но Джудитта до сих пор была так красива! И это после трех дней в темнице! Бенедетта заставила себя улыбнуться, чтобы не выказать всю ненависть и тревогу, снедавшие ее сердце.

Меркурио немного удивился, когда Бенедетта притворилась, будто не знает, о чем он говорит. В конце концов, о деле Джудитты слышала вся Венеция.

– Да, о Джудитте, – сказал он.

– Бедняжка, – вздохнула Бенедетта. – Такое горе для нее.

Она посмотрела на Меркурио, на капельки воды на его коже. От страсти все остальные мысли отступили на второй план, сейчас Бенедетта могла думать только о том, как вожделеет его.

– Я тоже купила одно из ее платьев… Ну, знаешь, говорят, эти платья зачарованы.

– И как, зачарованы? – спросил Меркурио, не сводя с нее глаз.

– Неужели ты веришь в такие глупости? – рассмеялась Бенедетта.

– А ты?

Девушка сделала вид, что задумалась.

– Но почему мы, собственно, говорим о ней? – вдруг выпалила она. – Такие разговоры не пойдут тебе на пользу, тебе так не кажется? Ты должен выбросить Джудитту из головы. Ты сам мне говорил.

– Да, ты права, – кивнул Меркурио.

Ему показалось, что Бенедетта что-то скрывает от него. «Наверное, недоговаривает, чтобы меня не расстраивать», – подумал он.

– Ты все еще часто думаешь о ней? – спросила Бенедетта, и эта мысль больно кольнула ее в сердце. На мгновение она утратила контроль над своим лицом, и ее черты исказила гримаса ненависти.

«Да она же в ярости! – подумал Меркурио. – Нет, дело явно не в том, чтобы меня не расстраивать».

– Она ничто, – хрипло прошептала Бенедетта. В ее голосе слышалась ненависть. – Разве ты не видишь, как она обошлась с тобой? Может, она и не ведьма… Но она… – Девушка вовремя осеклась. – Прислушайся к моему совету, она того не стоит. Забудь ее.

– Да… Ты права. – Меркурио показалось, что он вынужден оправдываться за что-то. – Но забыть ее не так легко. В конце концов, глашатаи ходят по Венеции и объявляют о начале процесса. И по Местре тоже.

– Значит, заткни уши, – рассмеялась Бенедетта.

Меркурио заставил себя улыбнуться.

– Тебе уже лучше. Больше нет темных кругов под глазами.

– Я же тебе говорила, это пройдет, – кокетливо улыбнулась Бенедетта. – Теперь я выгляжу красивее?

– Да. – Меркурио посмотрел ей в глаза. – Святой с этим как-то связан?

– С тем, что я стала лучше выглядеть? – рассмеялась Бенедетта.

– С процессом против Джудитты. – На этот раз Меркурио не улыбнулся.

– Ты же знаешь, Святой ненавидит всех евреев.

– Да, знаю. И он живет с тобой под одной крышей.

– Ты о чем? – Бенедетте стало неприятно.

Меркурио вновь показалось, что она от него что-то скрывает.

– Его назначили инквизитором по этому делу, верно?

– Правда? Я об этом ничего не знаю, мы с ним не разговариваем.

Меркурио выжидательно смотрел на нее.

– Да, по-моему, ты прав, – произнесла Бенедетта. – Теперь, когда ты заговорил об этом… Да, полагаю…

Меркурио все еще молчал.

– Мне замолвить за нее словечко? – словно невзначай спросила Бенедетта.

– А ты это сделаешь? – ледяным тоном осведомился Меркурио.

Бенедетта пожала плечами.

– Ты же знаешь этого монаха. Он меня не послушает.

– И то верно, – признал Меркурио. – Слушай, прости меня, я знаю, ты проделала долгий путь, но сейчас у меня нет на тебя времени. Я обещал доктору помочь.

– Конечно. – Бенедетта осторожно опустила ладонь ему на предплечье и склонила голову. – Не волнуйся, я все понимаю. – Она придвинулась к нему и поцеловала в щеку. – Береги себя.

Когда Бенедетта двинулась к пристани, Меркурио повернулся к дому и увидел в дверном проеме дель Меркато.

– До свидания, Анна, – с нарочитым дружелюбием попрощалась с ней Бенедетта.

Дель Меркато не ответила. Женщина повернулась к Меркурио и выразительно на него посмотрела. И парень понял, что Бенедетта ей не нравится. В сущности, он должен был признать, что Бенедетта не нравится и ему самому.

Девушка в последний раз оглянулась, дойдя до гондолы, и помахала Меркурио рукой. Затем она посмотрела налево, на небольшую рощицу. За тополем она заметила какого-то мужчину. На мгновение Бенедетте показалось, что за ней все-таки следят, но когда она села в гондолу, то увидела, что одетый в черное мужчина остановился у тополя, не обращая на нее никакого внимания. Он не двигался с места и смотрел на Меркурио, пока парень натягивал белую льняную рубашку. Странный незнакомец следил за Меркурио взглядом, пока тот не скрылся в хлеву.

И тогда мужчина в черном схватился обеими руками за тополь, обрывая кончиками пальцев кору. У него закружилась голова.

«Я нашел тебя», – подумал Шимон. От счастья у него слезы покатились по щекам. Он дрожал всем телом.

«Я нашел тебя».

– Но почему? – спросил Джакопо Джустиниани.

Он принимал Меркурио в зале Большого совета. Два пажа с длинными светлыми волосами провели юношу в огромный зал. Своей длиной в пятьдесят шесть метров, шириной около двадцати пяти и высотой в пятнадцать метров зал поражал воображение. При этом потолок не поддерживала ни одна колонна. Меркурио никогда еще не видел ничего столь потрясающего, как этот зал на втором этаже Дворца дожей, окна которого выходили и на причал, и на площадь. В семь высоких окон, заострявшихся сверху, падал слепящий свет.

– Потому что… – Меркурио осекся.

Скарабелло сказал ему, что этот человек сожрет такого, как Одноглазый, на завтрак. Но Джакопо Джустиниани показался ему совсем не таким, как при первой встрече, когда Меркурио видел его в маске. Патриций был довольно приятным человеком с добродушным взглядом, и пока что он обращался с Меркурио вполне вежливо.

– Мне посоветовали не проявлять с вами слабость. – Меркурио доверился своему инстинкту. – Но в вашем присутствии сложно сохранять силу духа.

Джакопо Джустиниани. Его фамилия была занесена в «Золотую книгу», а значит, все отпрыски семейства Джустиниани могли заседать в Большом совете, который не только выбирал дожа, но и определял саму судьбу Венеции.