11/22/63 - Стивен Кинг

Она отпрянула, словно я влепил ей оплеуху, и отступила на два шага к кирпичной стене магазина. Я сделал два шага вперед, держа в руках пакеты с покупками.

— Я нахожу это мерзким и оскорбительным. Если бы вы по-прежнему работали учителем, я бы…

— Не сомневаюсь, но я не работаю учителем, а потому вам придется выслушать меня очень внимательно. Как я понимаю, в шестнадцать лет вы родили ребенка, когда жили на ферме «Сладкая вода». Я не знаю, был ли отцом один из ваших одноклассников, или какой-то проезжавший мимо бродяга, или ваш отец…

— Вы отвратительны!

Чистая правда. Но иногда это так приятно.

— Мне безразлично, кто он, но мне небезразлична Сейди, на долю которой уже выпало больше боли и страданий, чем досталось вам за всю вашу жизнь. — Теперь она прижималась спиной к кирпичной стене, а я буквально нависал над ней. Она смотрела на меня снизу вверх, и ее глаза блестели от ужаса. В другое время и в другом месте я бы, наверное, ее пожалел. — Если вы скажете о Сейди хоть одно слово — одно слово кому угодно, — я приложу все силы для того, чтобы выяснить, где сейчас ваш ребенок, и расскажу об этом всем и каждому, от одного конца города до другого. Вы меня понимаете?

— Прочь с дороги! Дайте мне пройти!

— Вы меня понимаете?

— Да! Да!

— Хорошо. — Я отступил на шаг. — Живите своей жизнью, миз Колтроп. Я подозреваю, она довольно-таки серенькая с тех пор, как вам исполнилось шестнадцать, — хотя вы, конечно, человек занятой, копание в чужом белье отнимает много сил и времени. Живите. И не мешайте жить нам.

Бочком она двинулась вдоль кирпичной стены в направлении автомобильной стоянки позади магазина. С выпученными глазами. Ее взгляд не отрывался от моего лица.

Я обаятельно улыбнулся.

— Прежде чем наш разговор закончится и вы начнете убеждать себя, что его не было вовсе, хочу дать вам совет, милая моя. От чистого сердца. Я ее люблю, и вам совершенно незачем связываться с влюбленным мужчиной. Если вы полезете в мои дела — или в дела Сейди, — я сделаю все, чтобы от вашей пуританской репутации не осталось камня на камне. Это я вам обещаю со всей ответственностью.

Она побежала к стоянке. Неуклюже, как человек, который долгое время только важно вышагивал, исполненный собственного достоинства. В коричневой юбке до середины голени, полупрозрачных колготках и коричневых — в тон юбке и колготкам — туфлях она казалась духом времени. Волосы выбились из пучка. Когда-то — я в этом не сомневался — она носила их распущенными, как нравится мужчинам, но эти дни давно миновали.

— Хорошего вам дня! — крикнул я вслед.

Сейди вошла на кухню, когда я убирал продукты в холодильник.

— Что-то ты долго. Я уже начала волноваться.

— Зацепился языком. Ты же знаешь, как с этим в Джоди. Всегда кому-то хочется провести время с пользой.

Она улыбнулась. Теперь улыбки давались ей легче.

— Ты такой милый.

Я поблагодарил Сейди и заверил ее, что она тоже милая. Задался вопросом, поделится ли Колтроп с Фредом Миллером, еще одним членом школьного совета, который видел себя хранителем моральных устоев города. Решил, что нет. Не потому, что я знал о грешках ее юности. А потому, что я ее напугал. Это сработало с де Мореншильдтом, сработало и с ней. Запугивать людей — грязная работа, но кто-то должен ее делать.

Сейди пересекла кухню, обвила меня рукой.

— Что ты скажешь насчет уик-энда в «Кэндлвуд бунгалос» перед началом учебного года? Как раньше? Полагаю, для Сейди это большой шаг вперед, правда?

— Как посмотреть. — Я обнял ее. — Мы говорим о непристойном уик-энде?

Она покраснела, за исключением области шрама. Там кожа оставалась белой и блестящей.

— Непристойном до предела, сеньор.

— Тогда чем раньше мы туда поедем, тем лучше.

На самом деле непристойного уик-энда не получилось, если только вы не считаете — как джессики колтроп этого мира, — что в занятии любовью есть что-то непристойное. Действительно, мы провели много времени в постели. Но мы провели много времени и под открытым небом. Сейди могла без устали ходить пешком, а на склоне холма за «Кэндлвудом» расстилался огромный луг, раскрашенный дикорастущими цветами позднего лета. Большую часть второй половины субботы мы провели там. Сейди знала названия некоторых цветов — испанский штык, аргемона, горец птичий, — но, глядя на другие, только качала головой, а потом наклонялась, чтобы понюхать. Мы шли, взявшись за руки, высокая трава терлась о наши джинсы, большие облака, верхняя часть которых напоминала взбитые сливки, проплывали по бездонному техасскому небу. Длинные пятна света и тени скользили по лугу. В этот день дул холодный ветерок и совершенно не пахло нефтью. На вершине холма мы оглянулись. Бунгало выглядели маленькими и жалкими в сравнении с просторами прерий, на которых тут и там поднимались рощи деревьев. Дорога напоминала узкую ленту.

Сейди села, подтянула колени к груди, обхватила руками голени. Я присел рядом.

— Хочу у тебя кое-что спросить. — Она повернулась ко мне.

— Давай.

— Я не о том… ты понимаешь, откуда ты пришел… мне сейчас и думать об этом не хочется. Я о человеке, остановить которого ты пришел, который, по твоим словам, собирается убить президента.

Я задумался.

— Тонкий момент, дорогая. Ты помнишь, я говорил тебе, что нахожусь очень близко от огромного зверя с острыми зубами?

— Да…

— Я говорил, что не позволю тебе находиться рядом со мной, пока я разбираюсь с этим зверем. Я уже сказал больше, чем хотел, и, наверное, больше, чем следовало. Потому что прошлое не хочет меняться. Оно сопротивляется, если ты предпринимаешь такую попытку. И чем больше потенциальное изменение, тем сильнее сопротивление. Я не хочу, чтобы тебе досталось.

— Мне уже досталось, — тихо ответила она.

— Ты спрашиваешь, моя ли это вина?

— Нет, милый. — Она погладила меня по щеке. — Нет.

— Знаешь, может, и моя, во всяком случае, частично. Есть такое понятие — «эффект бабочки»… — Над склоном они летали сотнями, словно живая иллюстрация моих слов.

— Я знаю, о чем ты, — кивнула она. — У Рэя Брэдбери есть об этом рассказ.

— Правда?

— Он называется «И грянул гром». Прекрасный и очень тревожный. Но, Джейк… Джонни рехнулся задолго до того, как ты появился на моем горизонте. Я ушла от него задолго до твоего появления. И если бы не ты, появился бы какой-нибудь другой мужчина. Я уверена, не такой хороший, как ты, но я бы этого не узнала, правда? Время — это дерево с множеством ветвей.

— Что ты хочешь знать об этом парне, Сейди?