Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти - Шошана Зубофф

Некоторое представление о том социальном мире, который может возникнуть в результате слияния инструментарной и государственной власти, можно получить, например, из «списка нарушителей», названного в журнале Economist сердцем системы социального кредита и, возможно, наилучшим индикатором ее широких амбиций. В этот список входят должники и все, кто когда-либо нарушал судебный приказ:

Согласно статье в газете China Daily, должники из этого черного списка с момента его создания в 2013 году 6,15 миллиона раз подпадали под автоматический запрет на полеты. Не исполнившим судебные решения 2,22 миллиона раз было отказано в продаже билетов на скоростные поезда. Около 71 000 неплательщиков упустили из-за своих долгов назначение на руководящие должности на предприятиях. Китайский банк промышленности и торговли заявил, что отказал должникам из списка в кредитах на общую сумму более 6,97 миллиарда юаней (1,01 миллиарда долларов)[1011]. Никого не отправляют на перевоспитание в лагеря, но каждому могут запретить покупать предметы роскоши. По словам директора Института изучения кредита Китайской академии международной торговли и экономического сотрудничества, «Из-за этого неудобства 10 % людей, попавших в список, спонтанно начали выплачивать деньги, которые за ними числились. Это говорит о том, что система начинает работать»[1012]. Экономия за счет действия работает по плану.

Слияние инструментарной и государственной власти больно ударило по 400 миллионам пользователей Sesame Credit. Тот, кто оказывается в черном списке, обнаруживает, что эта кредитная система устроена так, что его рейтинг начинает катиться вниз по наклонной:

Планы китайского правительства, возможно, чересчур амбициозны – великая мечта о полной осведомленности и полной определенности, на службу которой поставлены алгоритмы, фильтрующие постоянный поток данных из частных и общественных онлайн- и офлайн-источников из всех сфер жизни. Этот поток способен срикошетить обратно в жизнь каждого из 1,5 миллиарда человек, автоматизируя социальное поведение по мере того, как алгоритмы вознаграждают, наказывают и формируют действия вплоть до покупки билета на последний автобус. Пока что проект разбит на множество мелких пилотных проектов, не только в технологических компаниях, но также в городах и регионах, так что трудно по-настоящему оценить масштабы задуманного правительством. Многие эксперты считают, что единую систему такого размаха и сложности запустить будет трудно, если не невозможно.

Есть и другие веские причины, по которым система социального кредита может оказаться для нас не очень актуальной. Очевидно, что Китай не является демократической страной и его культура сильно отличается от западной. Исследователь из Сиракузского университета Ян Ван отмечает, что китайская культура придает меньшее значение неприкосновенности частной жизни, чем западная, и что большинство китайцев приспособились к неотвратимости государственного надзора и цензуры в интернете. До середины 1990-х годов в популярных китайских словарях даже не было самого распространенного сегодня слова для обозначения неприкосновенности частной жизни, yinsi[1014]. Граждане Китая смирились с национальными удостоверениями личности с биометрическими чипами, «разрешениями на рождение ребенка», а теперь и с рейтингами «социального кредита», потому что их общество уже на протяжении десятилетий насыщено надзором и профилированием. Например, «dang’an» – это обширное личное досье, которое начинает составляться на сотни миллионов горожан с самого детства и ведется на протяжении всей жизни. Эта «система эпохи Мао для фиксирования самых интимных подробностей жизни» обновляется учителями, функционерами Коммунистической партии и работодателями. Граждане не имеют права просматривать его содержимое, не говоря уже о том, чтобы оспаривать его.

Такое досье – это всего лишь одна из черт давно устоявшихся и всепроникающих административных систем поведенческого контроля и надзора в повседневной жизни, которые награждают одних и наказывают других. С ростом интернета программы социального контроля расширились. Скажем, программа «Золотой щит» – это обширная система надзора в интернете. Китайские киберцензоры могут приостанавливать действие учетных записей в интернете или социальных сетях, если их пользователи отправляют сообщения, содержащие опасные слова, такие как «независимость Тибета» или «события на площади Тяньаньмэнь»[1015].

Но как бы ни были различны наши культуры и политические системы, имеющиеся у нас свидетельства китайских инициатив в области социального кредита передают логику надзорного капитализма и создаваемой им инструментарной власти. Sesame Credit усугубляет все аспекты работы надзорного капитализма, когда сотни миллионов людей увязли в шестеренках системы автоматической модификации поведения и связанных с ней оживленных рынков поведенческих фьючерсов, раздающих бонусы и поощрения, вроде волшебной пыли Pokémon Go, в обмен на гарантированные исходы.

С каждым их действием китайских пользователей оцифровывают, классифицируют и ставят в очередь на составление прогнозов, и ровно то же самое происходит и с нами. Нас оценивают Uber, eBay, Facebook и многие другие веб-компании, и это только те рейтинги, которые мы видим. Китайским пользователям присваивается балл за «поведение», тогда как правительство США призывает технические компании обучать алгоритмы ставить баллы за «экстремизм». В этом и состоит задача теневого текста – оценивать, классифицировать и прогнозировать наше поведение миллионами разных способов, о которых мы не можем ни знать, ни противостоять им – это уже наши цифровые досье. Если уж говорить о кредитных рейтингах, американские и британские банки и компании, предоставляющие финансовые услуги, разработали массу бизнес-моделей, основанных на извлечении и анализе данных социальных сетей для оценки кредитоспособности. Сам Facebook намекнул на свою заинтересованность и даже подал заявку на патент[1016]. Эти попытки пошли на спад только потому, что Федеральная торговая комиссия пригрозила ввести регулирование[1017].