Сталин - Дмитрий Волкогонов

4. Мария Семеновна Сванидзе, сестра жены Сталина. В 1927–1934 годах – личный секретарь А.С. Енукидзе. Арестована в 1937 году. Умерла в тюрьме.

5. Юлия Исааковна (Мельцер) Джугашвили, жена сына Сталина – Якова. Арестована, в 1943 году освобождена.

По линии Надежды Сергеевны Аллилуевой (второй жены) были репрессированы:

1. Анна Сергеевна (Аллилуева) Реденс, сестра жены Сталина. Арестована в 1948 году, осуждена на 10 лет за «шпионаж». Освобождена в 1954 году.

2. Станислав Францевич Реденс, муж А.С. Аллилуевой, нарком внутренних дел Закавказья, Казахстана. Делегат XV, XVI, XVII съездов ВКП(б), член ЦКК – ЦРК ВКП(б). В 1938 году арестован как «враг народа», в 1941 году расстрелян.

3. Ксения Александровна Аллилуева, жена П.С. Аллилуева, брата жены Сталина. В 1947 году арестована. В 1954 году освобождена.

4. Евгения Александровна Аллилуева, жена П.Я. Аллилуева, дяди жены Сталина. В 1948 году арестована и осуждена за «шпионаж» на 10 лет. В 1954 году освобождена.

5. Иван Павлович Аллилуев (Алтайский), сын П.Я. Аллилуева. Член партии с 1920 года, редактор журнала «Социалистическое земледелие». Арестован в 1938 году и осужден на 5 лет; с помощью С.Я. Аллилуева, тестя Сталина, освобожден в 1940 году.

Сохранились записки И.П. Аллилуева, который был осужден «за участие в контрреволюционной организации» и отбывал срок в «Сороклагере». Иван Павлович описывает своих друзей по несчастью: комбрига Холодкова, начальника одного из управлений Московского военного округа Лапидуса, молодого наивного парня Петра Жилу (попал во «враги народа» за то, что однажды сидел рядом с Косаревым в президиуме съезда комсомола Украины). Как потом выяснилось, за И.П. Аллилуева, осмелившись, стал хлопотать его престарелый дядя С.Я. Аллилуев. Не решившись просить Сталина, он обратился к Берии и Кобулову, и, пожалуй, единственный раз Монстр сжалился над тестем «вождя».

В своей жестокости Сталин не грешил избирательностью: для всех одна мера. Свои и чужие, знакомые и родственники, товарищи по ЦК и совсем неизвестные люди, молодые и старые большевики, неграмотные мужики и академики, мужчины и женщины – если на их «дело» ставился штамп «врага народа» – сразу превращались для Сталина в нелюдей. Как только от Ежова или Берии поступал «сигнал» о «вредительской» или иной «контрреволюционной» деятельности, «вождь», не раздумывая, давал санкцию на арест. Обычно Сталин больше этим человеком не интересовался. Пожалуй, было лишь одно исключение. Когда ему сказали, что к расстрелу приговорен как «немецкий шпион» А. Сванидзе, брат первой жены, Сталин бросил: «Пусть попросит прощения». Перед расстрелом Сванидзе передали слова родственника. Приговоренный спросил: «О чем я должен просить? Ведь я никакого преступления не совершил». Развязка наступила. Сванидзе расстреляли.

Сталин, узнав о последних словах своего близкого друга детства и шурина, лишь обронил:

– Смотри, какой гордый; умер, но не попросил прощения…

Сталин, по-видимому, не мог соглашаться на аресты своих родственников, не веря в то, что «так нужно». Я уже отмечал: на Сталина магическое действие производило любое «дело». Если ему докладывали органы, информировали, сигнализировали о каких-либо «происках», «врагах», «вредителях», «шпионах», его сознание трансформировало подобные сообщения в априори достоверные. Его исключительная подозрительность не распространялась на доносы и доносчиков. Сталин им верил. Судьба его несчастных родственников – еще одно тому подтверждение.

Всех нас рано или поздно поглотит вечность, и мы уйдем в песок времени, растворившись в бесконечности. Через два-три поколения о каждом из нас смогут вспомнить лишь самые близкие. Мы присоединимся к 70–80 миллиардам теней людей, уже прошедших по планете. Так происходит извечное слияние с природой: придя из нее, мы вновь возвращаемся туда. Но ни у кого нет права лишать других жизни. Сталин попрал это право. Отнятая жизнь – преступление необратимое. Отнятые жизни миллионов – преступление безмерное, запредельное.

Знакомясь с архивами, встречаясь и беседуя с очевидцами и жертвами тех, теперь уже далеких событий, я прежде всего задавался вопросом: как могло все это произойти? Почему погибли сотни и сотни тысяч людей? Почему все, или по крайней мере очень многие, способствовали Сталину и его окружению в совершении преступлений?

Я уже высказал ряд соображений по этому поводу ранее. Добавлю следующее. В истории неоднократно бывало, когда логика революции или контрреволюции вела к террору. И тогда история, по словам Ф. Энгельса, самая жестокая из богинь, могла тащить свою триумфальную колесницу через горы трупов не только во время войны… Во второй половине 30-х годов никаких видимых предпосылок к развязыванию массовых репрессий не было. Страна, несмотря на многочисленные трудности, находилась на подъеме. Могучий революционный заряд Октября придал долгое и устойчивое ускорение социальному движению. Люди почувствовали первые реальные плоды живой, притягательной силы социализма. И в этот момент Сталин и созданный им карательно-бюрократический аппарат начали беспрецедентную кампанию насильственной ликвидации всех представителей прошлых «оппозиций», всех, кто мог в какой-либо форме, хотя бы теоретически, выразить несогласие с режимом тирании «господствующей личности». Народ принял муки, казалось, без всяких причин. Это могло произойти лишь в условиях, когда не было создано надежного механизма социальной защиты.

В этот период проявились наихудшие черты Сталина. На все времена дан страшный урок: самые высокие политические идеалы без гармонии с нравственностью могут быть фальшивой драгоценностью. Истории ведь не скажешь, что нам не повезло с руководителем. Поскольку это невезение было уже не раз, дело, видимо, заключается в несовершенстве механизма и недостаточной демократичности процедуры выдвижения, контроля, прежде всего снизу, и замены руководящей личности. А ведь Ленин полагал, что «масса должна иметь право выбирать себе ответственных руководителей. Масса должна иметь право сменять их, масса должна иметь право знать и проверять каждый самый малый шаг их деятельности». Правда, ни сам Ленин, ни тем более Сталин не дали возможности «массе» самой, реально, выбирать себе «ответственных руководителей». Сталин навязал партии, народу свое понимание социализма и методов его построения. Чем выше уровень демократии, тем меньше она зависит от личных качеств лидера. В конце концов, она просто не приемлет непригодного.

Сталин и его аппарат прибегли к террору без всякого исторического оправдания. Вспомним слова Ф. Энгельса о том, что террор состоит в большинстве случаев из бесполезных жестокостей, совершаемых перепуганными людьми для самоутверждения.

Согласно сталинскому миросозерцанию, великая цель оправдывала широкое применение насилия – создание более «однородного» общества, прежде всего в плане нивелирования мышления и помыслов людей. Но Сталин ошибся в главном: он плохо знал народ, его возможности и чаяния. На какое-то время репрессии заставили народ замолчать, безропотно выносить кровавое безумие. Но веру советских людей в социальную справедливость, истинную ценность гуманистических идеалов Сталин убить не смог. В значительной массе людей сохранилось глухое недовольство и неприятие, загнанные глубоко внутрь. В то время они не могли найти достойного выхода. К слову сказать, многие начинали по-настоящему анализировать происходящее, лишь оказавшись за колючей проволокой. Зерна негодования, гнева, возмущения и скорби дали всходы лишь много лет спустя.