Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев

27 января по поручению комиссии я выступил с обширнейшим докладом о результатах поездки. Положение в области рисовалось весьма сложным. Почти полное бестоварье, вследствие отсутствия подвоза. Ощущение прошлогоднего неурожая. Острый недостаток таких необходимых продуктов, как соль. Износ или полное отсутствие сельскохозяйственных орудий.

На всем 700-верстном протяжении лишь в 2–3 местах самые незначительные проблески промышленной жизни, и то исключительно в районах, где находятся еще японцы. Население, чрезвычайно нуждающееся в наличии твердой валюты, отдает им за бесценок и труд, и сырье.

Вся торговля в городах и поселках в руках китайцев, которые тем не менее тоже жалуются на плохие дела.

«А что было до прихода белоповстанцев?»

«Да тогда совсем ничего не было».

Кооперативные организации, потребительские общества все разрушены, почти не осталось следов и земских учреждений. Медицинская помощь еле существует, между тем везде признаки тифозных заболеваний. Сохранившиеся больницы переполнены больными и работой. Все медицинские, фельдшерские и ветеринарные пункты находятся в чрезвычайно тяжелых условиях и в смысле персонала, и в смысле медикаментов.

Население, как выразился один из хабаровцев, переживает «тихую радость освобождения», но не проявляет боевого энтузиазма. Действительно, положение населения этой полосы, привыкшего к былому приволью, было тяжким, оно ничего не могло получить из блокированной разоренной советской России, не получало товаров и из богато снабженного Владивостока, отгороженного фронтом гражданской войны.

Проникавшие через китайцев товары требовали соответствующей валюты.

Доклад резко осуждал административные мероприятия власти по отношению к «завоеванной» территории. Особенно неудачным был подбор агентов по организации управления.

В отношении белоповстанцев было высказано много одобрительного сочувствия. Действия их, признанные, по соглашению оппозиционных фракций, «действиями в условиях вынужденной обороны», рассматривались лишь с точки зрения их самоотверженной работы в исключительно тяжких боевых и климатических условиях.

Приглашение, обращенное к членам народного собрания с пожеланием, «чтобы нить их морального сочувствия, их моральной поддержки протянулась из этого зала через семьсот верст ледяного поля и достигла тех ледяных окопов и землянок, в которых творят свое большое дело… доблестные русские люди», было стоя приветствуемо продолжительными, шумными аплодисментами всех присутствующих.

Мой доклад был дополнен более резкими выступлениями остальных членов комиссий, в совокупности чего весьма ярко обрисовалась роль правительства и высшего командного состава в Хабаровском походе.

Если этот поход и является до некоторой степени ответом на ликвидированный замысел о намечавшемся в октябре большевистском перевороте, если активные действия красных в районе Спасска и Ольги, а также организованные набеги хунхузских банд в различных пунктах области и требовали отпора, все же замыслы, вложенные Меркуловыми и их сподвижниками в этот поход, стоивший стольких жизней с обеих сторон, были простой плохо организованной авантюрой. Печальный исход ее был почти неизбежен.

Действительно, в середине февраля Хабаровск вновь был занят красными, и белые, лишенные хорошо подготовленных подкреплений, неудержимо покатились назад, на юг.

Установленная Русско-японским соглашением 29 апреля 1920 года нейтральная зона, где находились еще японские войска, остановила продвижение красных и предохранила Меркуловых от окончательного разгрома. Стороны вернулись к прежнему исходному положению, с границей к северу от Спасска.

Вопрос об отношении к начавшейся на Западе Генуэзской конференции снова помирил было правое большинство народного собрания.

Все вопросы иностранной политики к этому времени стали уже разрабатываться создавшейся наконец комиссией по иностранным делам. В эту комиссию попал и вопрос о Генуэзской конференции, вопрос об отношении к участию в этой конференции большевиков как представителей России.

Ввиду весьма скудной заграничной ориентировки для решения столь крупного вопроса, у представителей правого крыла комиссии по иностранным делам возникла мысль послать особую делегацию к маршалу Франции Жоффру, только что прибывшему с особой миссией на Дальний Восток (Япония, Китай).

Делегация эта должна была попытаться получить некоторую информацию о положении дел в Западной Европе и, в частности, об отношении Антанты к нашим дальневосточным событиям.

Как член этой комиссии, я сообщил имевшиеся у меня сведения, что маршал Жоффр всемерно избегает всяких официальных бесед, особенно на политические темы, и что попытка подобного рода могла бы оказаться недостаточно тактичной и без нужды задеть достоинство наших делегатов, а вместе с тем и достоинство самого народного собрания.

Инициаторы идей о посылке делегации согласились с моим заявлением. Тогда возник вопрос – не мог ли бы я, как имеющий некоторые знакомства среди французского командования, взять на себя эту миссию.

Я собирался в отпуск к семье, живущей в Тяньцзине, и, не обещая особых результатов, согласился, при том, конечно, условии, если буду иметь возможность видеться с Жоффром в Пекине, куда он должен был прибыть в ближайшее время.

Поездка была решена. Для меня она представлялась чрезвычайно интересной. Кроме личного удовольствия повидать семью, для меня было крайне любопытным ознакомиться с современным положением Китая, увидеть древний, загадочный, как и сам великий китайский народ, Пекин, взглянуть, хотя бы мимоходом, на поля великих битв, где 18 лет тому назад я получил первое боевое крещение, раны и первый настоящий военный опыт.

Неожиданно встретившееся затруднение с визой было улажено. Китайский консул во Владивостоке охотно давал визу во внутренний Китай, но без проезда через Харбин, куда центральным правительством Китая не разрешался будто бы въезд русским военным.

Правда, Харбин действительно был переполнен русскими военными различных рангов и положений, но мне любопытно было посмотреть и этот город. Дело, как я уже сказал, уладилось.

В Харбине удалось вкратце побеседовать с Б.В. Остроумовым364, проявлявшим тогда исключительную энергию по восстановлению и упорядочению Китайско-Восточной железной дороги, и, надо отдать ему справедливость, – на всем пути от Пограничной до Харбина и особенно на южном участке до Чанчуня не только образцовый порядок на линии, но и давно забытый комфорт и порядок в поездах.

Остроумов был еще под впечатлением ожесточенной тарифной борьбы с Владивостоком, едва не окончившейся прекращением транзита на этот порт и вообще полным разрывом не только между Уссурийской и Китайско-Восточной железными дорогами, но и между политическими группировками полосы отчуждения КВЖД и Приморья.