Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

Ярл закряхтел и наконец распрямился.

– Что? – ловчий с невольным облегчением посмотрел предводителю танов в лицо под несколько более привычным углом.

– Неделю назад, как Оскадис пала, он, копье мне под ребро, расчувствовался. «Теперь мой черед,» – говорит. Я его спросил: «А правда, что на той стороне ты встретишь всех своих рабов, собак и коней?» Он и отвечает: «Говорят, что так…» Потом замолчал и добавил, ни к селу ни к городу: «Куда девается свет свечи, когда ее задувают? И где он находится, когда ее еще не зажгли?»

– Выходит, старец знал свою судьбу? – Рагнхильд взглянула на простертое в челне тело. – Сколько зим ему было?

– Никто не знает толком, – ответил ярл. – Он еще Сигварту раны перевязывал. За сто двадцать точно. – Закат, пора. Йокуль, Ламби.

– Погоди, – Йокуль спустился в челн, кладя два предмета у правой руки Виги, рядом с его мечом.

Это были перевязанные дратвой стопочка листов бумаги и сланцевое писало. Хёрдакнут поддержал Йокуля, когда тот перелез через борт. Три старых воина вместе оттолкнули челн от причала, дружинники руками, а ярл посохом. Багровый в последнем луче Сунны парус поймал ветер, и челн направился на восток, к выходу из фьорда в Янтарное море. Некоторые женщины смахнули слезы, Унн в их числе.

Положив посох на плечо, ярл пошел по дороге вверх к треллеборгу, Рагнхильд, Нидбьорг, и Крысодавец за ним.

– Откуда нового жреца выписать? – Йокуль остался стоять над водой, все провожая взглядом челн. – Раньше посылали в Эстра Арос…

– Новый жрец из Эстра Арос нам вряд ли понравится, – Ламби покачал головой. – Уж точно, роды принимать и перед этим по Белянину обычаю с мылом руки мыть не будет. Может, в Глевагард, или вот в Альдейгью, Гормов знахарь оттуда.

– А он не в Эйландгарде родился?

– Может, там и родился, но в Альдейгье учился, у Быляты и у Круто. Круто сильный жрец, что скажет, неделю думай, все не поймешь… Смотри!

Черным на ме́ркнувшей синеве, на утесе поднялся лучник и натянул невидимую с причала тетиву. Его стрела, полыхая селитряным огнем, устремилась к челну. Парус, заранее пропитанный горючим раствором, вспыхнул. С него, пламя перекинулось на короб перед мачтой, а с короба – на погребальные дары. Что-то вспыхнуло, рассыпав по воде искры, на миг осветившие волны. Из вспышки, к небу устремился сноп пылающих дротиков.

– Кром и Магни! – выдохнул Йокуль.

– Гуннбьорн и Реккимер, – поправил Ламби. – Пороховые стрелы – их последняя придумка, Виги очень была по душе, я решил один сверточек с ним отправить, как ты бумагу.

Когда глаза воинов вновь привыкли к сгущавшейся темноте, остатки челна скрылись под волнами. Собравшимся на пристани было невдомек, что две пары глаз наблюдали за происходившим и с почтительного расстояния, из устья фьорда.

– Что конунгу скажем? – спросил один другого.

– Как что? Сам все видел – молнию с берега пустили, корабль ажно на куски разорвала! Подальше от таких радостей, в Свитью, в Свитью!

– Сорок три боевых корабля, – Торлейв повернул сложенную в кулак руку ладонью кверху и принялся разгибать пальцы. Кормилец Воронов, двадцать два драккара, двадцать снеккаров. Коней, кроме Готи, не берем.

– Стало быть, еды и воды надо на без малого тысячу четыреста воинов, – после небольшой задержки выдал Горм. – На переход положим неделю, с учетом штормов и встречного ветра. По правде, может и двух дней хватить, но здесь лучше переберечься, чем недоберечься, да и земля Березового Берега, что на подходе к Бирке, войско не прокормит, особенно в эту пору. Снедь да добро, что на сами корабли не поместятся, пять паровых кнорров свезут. Вернее бы десяток взять…

Мысли Горма неохотно обращались к приближавшемуся походу на Свитью. Гораздо приятнее было вспоминать о недавнем разговоре с Тирой, потрясшей ярла рассуждением о несовершенстве мира: «Несовершенно не бытие, а наше восприятие бытия. Для богов, понимающих все, и для истуканов, не понимающих ничего, мир совершенен[178].» Старый корабельщик прервал приятное воспоминание грубым численным напоминанием о собственной и Гормовой небожественности:

– И пяти может не сыскаться. Шкиперы, морское слово знающие, кто в Хольмгард подался, кто в Туле, а те, что посмелее, и вовсе в Винланд.

Тропа пересекала косу, с северо-востока отделявшую Чегарский залив от моря. По ней, Торлейв, Горм, и Хан поднялись на поросшую небольшими соснами дюну. Влево и вправо, с вершины открывался вид на такие же нагнанные ветром в стародавние времена дюны, впереди металлически отблескивало море. В полосе, разровненной невысокими приливами и прибоем, несколько дроттаров, один с вороном на плече, возились у длинной бронзовой болванки, установленной на стальной ухват, поддерживаемый стоймя несколькими деревянными подпорами, врытыми в сырой песок. В отдалении от них, еще один жрец преклонил колени у предмета, напоминавшего большую пивную кружку с двумя ручками, внутренность которой была разделена ячеями на шесть отделений. Он наполнял каждое из них светлым порошком из маленького бочонка через роговую воронку. На почтительном расстоянии от всех служителей Больверка держались четыре стражника, опершись на копья. Завидев приближавшуюся троицу, охранники расступились, по паре с каждой стороны тропы.

– Фьольнир, Льот, – Торлейв окликнул верховного дроттара и его помощника, в свое время выгнанного из цеха кузнецов за то, что тот забил насмерть ученика. – Мы здесь.

Горм мысленно посетовал на отсутствие Кнура. Кузнецу очень хотелось посмотреть на испытание захваченного вместе с Волком Бури оружия, но Йормунрек нашел для венеда какую-то срочную работу, скорее всего, просто чтобы поглумиться над умельцем. Ворон Фьольнира поднялся в воздух, описал круг над головами Горма и Торлейва, и вернулся хозяину на плечо. Хан проводил летуна задумчивым взглядом, в котором, похоже, присутствовал вопрос: «А какова эта птичка на вкус?»

– Начинайте, – сказал Льот.

– Что за заряд? – справился Торлейв. – Венедский порох?

– Эта черная дрянь? В ней же никакого волшебства, каждый коваль-забулдыга состав может узнать! Нет, зарядили громом Одина, как надлежит. Его загадку Высокий раскрыл только конунгу и Фьольниру!

У Горма были несколько иные сведения о пути, коим тайна «грома Одина» попала к Йормунреку. Впрочем, об этом благоразумнее было промолчать.

– Пыжи! – приказал бывший кузнец.

Дроттар-подручный затолкал в каждую ячею вырезанный из толстого войлока кружок и спросил:

– По скольку пуль?

– Оди из Гримсбю перед смертью разговорился, сказал, по восемь, – поделился один из жрецов у болванки.

– Погоди, какое было священное число Одина… Восемь. Точно, сыпь восемь, – определил Льот.

Ворон как будто согласился: