Маги и мошенники - Елена Долгова

Хайни моргнул. В какой-то миг ему показалось, что светлые волосы женщины охватило пламя…

Хайни Ладер вздохнул и почесал висок.

– Куда теперь? – спросил он приятеля.

– А я в кабаке вербовщика видел… – задумчиво протянул Рихард Лакомка. – Может, в армию вернемся? Поспешим на помощь осажденной крепости…

– Такого коня, как у д’Артена, честного меча и доспеха хорошего тебе все равно не дадут. Будешь с пикой на плече грязь пехтурой месить, да она и смотреть-то на тебя не захочет.

– Ну, нам не обязательно в Феррару… Мало ли на свете осажденных крепостей.

– Ты это всерьез?

– А то! Говорят, в Толоссе бунт, государь собирает наемников. В конце концов, почему бы и нам не попробовать сделать карьеру?

Они поправили котомки на плечах и зашагали обратно к Поэтеру.

Адальберт Хронист. Проселочная дорога, северные провинции Империи.

Дорога уходила на север. Я выехал на пригорок и придержал Бенедикта, мною управляла неясная тревога – она настойчиво заставляла покинуть дорогу, в таких случаях лопатками чувствуешь приближение опасности. Местность вокруг изменилась, густой, темный еловый бор начинался сразу за холмами. Острые верхушки деревьев нацелились в сереющее небо словно зубья гигантского гребня.

Чуть повыше зубчатой кромки леса торчали шпили незнакомого замка. Я с обочины и без дороги проехал по лугу в сторону опушки. Лес начался внезапно, трава под копытами мула сменилась толстой подушкой сухих еловых игл. Мой беспричинный страх не исчез, он словно бы притаился, лишь слегка напоминая о себе тревогой, усталостью и неясным предчувствием беды. Место и впрямь было недоброе; высокие угрюмые стволы, темная, почти черная хвоя. Причудливые коряги покрывал налет ярко-зеленого мха. Лес угрюмо застыл в безмолвии – я отметил, что птицы почему-то не кричали. Воздух оказался насыщенным влагой и острым ароматом древесной смолы.

Я нашел тропинку. Тропинка петляла между корягами, зарослями мелких елочек, давным-давно поваленными бурей деревьями. Пару раз она спускалась в глубокие овраги, на дне одного из них тихо, без шума, струился ручеек с темной, почти черной водой.

Многие стволы оказались болезненно искривленными или раздвоенными. Лишайник на стволах больных елей смахивал на какие-то мертвецкие бороды. Меня невольно передернуло.

Через полчаса езды лес слегка поредел, лишайник исчез, возможно, здешние деревья имели больше простора, поэтому приняли некогда более правильную, не такую зловещую форму. Во всяком случае, беспричинная паника совершенно оставила меня в тот самый момент, как странный лес остался позади.

Замок за лесом оказался прелюбопытным строением. Сельские резиденции в Церене строят в двух основных манерах – либо основательными, с простыми и четкими линиями, напоминающими зодчество древних, либо затейливыми, со множеством стрельчатых башен. То, что я увидел, не походило ни на то, ни на другое, а, скорее, представляло собой причудливое смешение обоих стилей. Высокая стена едва ли не в семьдесят локтей, с толстыми башнями, окружала и прятала от чужих глаз внутренний двор и сердце этой странной цитадели. За внешней стеной, практически безо всякой защиты, высилось несколько построек – легкие стрельчатые башенки венчали кровли особняков, фигуры зверей, демонов и людей кощунственно сплелись в барельефах фризов.

Вокруг царило безлюдье. Солнце стояло близ полудня. Ни один человек не показывался возле домов; цитадель, замкнув ворота, затаилась в молчании.

Возле крайней из построек густо разрослись кусты темно-багровых роз. Шмели гудели в тугих чашечках цветов – это был единственный звук, который нарушал молчание места. Я нырнул в «собачий лаз» – узкий проход в стене листвы, роз и колючек, проделанный, должно быть, каким-то животным.

Под самыми окнами кустов не было. Мне и в голову не приходило стучаться в двери роскошного дома – мой напускной облик бродячего ваганта не давал права на хороший прием. Имя же Адальберта Хрониста, пожалуй, вызвало бы у хозяев желание спустить сторожевых псов. Если, конечно, эти здесь псы здесь существовали вообще.

Вокруг по-прежнему не было никого. Я устал, поэтому, а также из чистого озорства, подогреваемого приятными мыслями о собственной неуязвимости, расположился перекусить прямо на траве, под окнами особняка. После возлияний фляга с крепким вином изрядно полегчала – в конце концов, к чему носить с собой лишнюю тяжесть?

Я завалился на траву и принялся следить за небом, там почему-то не оказалось ни единой птицы. Через некоторое время в десяти локтях надо мною распахнулось забранное мелкими цветными стеклами окно. Опьянение помешало мне сразу убраться подальше, и я увидел молоденькую, лет восемнадцати, женщину в наряде, характерном для замужних аристократок Церена. Попросту говоря, она была весьма приятна и на мой вкус удачно одета. Конечно, заглядывать в декольте лучше сверху, а не лежа под окнами, но форма плеч ее тогда показалась мне совершенной. Светло-пепельные волосы спускались до талии крупными волнами, румяная круглая мордочка светилась выражением легкой наивности, которая так украшает дам.

Владелица дома постояла в высоком проеме окна, потом исчезла, затворив створки.

Я встал, хмель все еще шумел в висках, но ноги слушались относительно сносно. Фасад дома, как уже было сказано, обильно украшали барельефы. Я уцепился за рог какого-то разухабистого каменного беса, потом за косматую ногу задумчивого кентавра и принялся карабкаться вверх по стене, используя для этой цели обильную лепнину и каждую щель. На высоте приблизительно десяти локтей находился карниз, на который и выходило забранное цветным стеклом окно.

Я встал на этот узкий карниз лицом к стене и, едва не задевая носом камень, осторожно пошел вдоль фасада, намереваясь забраться в комнату хозяйки. Стоило мне сорваться, и я рухнул бы вниз, прямо в гостеприимные шипастые заросли. Однако путь вдоль карниза закончился благополучно, окно оказалось не запертым и легко подалось под рукой. Стены внутренних покоев обтягивал черный бархат, весь в мелких блестящих гвоздиках. Посреди комнаты высилась резная кровать под балдахином.

Сейчас, спустя дни, я сам поражаюсь собственной беспечности. За все время, пока длился мой путь через зачарованный лес, позднее, среди розовых кустов и даже внутри дома я ни разу не воспользовался магическим зрением, чтобы осмотреться и взвесить риск. Кажется, самое существование магии напрочь вылетело из моей головы, заместившись беспечностью. Наверное, я все равно не смог бы сплести единственное доступное мне заклинание; этим местом правила слишком чуждая мне сила. Она-то меня и одурачила.

Впрочем, в этот момент подобные мысли совсем не приходили мне в голову, я как юный осел-вагант задрал полог балдахина и нырнул в недра огромной кровати…

К счастью, стоял полдень, свет проникал пол полог и там не было совершенно темно.

Несмотря на хмель, свою оплошность я понял моментально. Среди шелковых подушек и звериных шкур, целомудренно закутавшись в какой-то необъятный балахон, покоилась худая и суровая старуха лет семидесяти. Карга окинула меня взором живых черных глаз и возмущенно закаркала. Слов я не разобрал. Попытки вежливого отступления только раззадорили старуху, она выхватила откуда-то золоченую трость и вытянула меня вдоль спины, причинив весьма чувствительную боль. Я, ни слова ни говоря, рванул прочь, но не в окно, а в двери, что явно было стратегической ошибкой. Видимый отрезок коридора завершался витой лестницей, по ней как раз в этот момент сбегали трое здоровенных молодцов-слуг. Пришлось вернуться в комнату со старухой, но я не успел довершить этот маневр. Троица накинулась на меня, к счастью, с кулаками, а не с клинками. На этот раз Хронист был сбит с ног и побежден безоговорочно. Меня при свете факела отвели куда-то вниз по лестнице, в темноту, и, не слушая объяснений, затолкали в низкий сводчатый подвал, мрачный и пыльный, увешанный по углам паутиной и щедро расписанный плесенью.