Наша маленькая жизнь - Мария Метлицкая

– Мам! – крикнул он.

Мать копошилась на кухне.

Она влетела в комнату и с ужасом посмотрела на открытое окно.

– Мам, – повторил он. – Пойдем погуляем.

Она всполошилась, засуетилась и принялась его одевать – как в детстве, что-то приговаривая: свитер, джинсы, ботинки. Он почти не сопротивлялся – совсем не было сил. Она накинула пальто на халат и сунула ноги в старые сапоги. Они медленно спустились по лестнице. Он стоял у подъезда и никак не мог надышаться.

– Пройдемся? – предложила мать.

Он покачал головой – ноги совсем не слушались, и он тяжело опустился на мокрую скамейку.

А вечером он попросил жареной картошки. Мать поджарила ее так, как он любил – кругляшами, с луком. Он съел целую сковороду.

– А отцу? – спросил он испуганно, добирая до дна.

– Не волнуйся, есть обед, – успокоила его мать.

Потом он сидел в кресле, и очень хотелось свежего воздуха. Мать открыла окно и закутала его в плед. Он не заметил, как уснул. А когда проснулся, щелкнул пультом от телевизора. Шел какой-то дурацкий сериал – адюльтер, потерянные близнецы, злодейка, наследство, главный герой – временный коматозник – словом, то, перед чем он раньше не задержался бы ни на минуту. А здесь он смотрел все сорок минут, и ему было интересно. А в выходные отец куда-то уехал с утра и вернулся к обеду с пластмассовой переноской для животных. В переноске сидел крошечный, песочного цвета, мохнатый щенок.

Он взял этот теплый, скулящий комок с мокрым кожаным носом в руки, поднес к лицу и почувствовал молочный щенячий запах. Щенок пустил тонкую теплую струйку ему в ладонь, и он заплакал. В эту самую минуту он понял, что продолжается эта самая жизнь. Эта страшная, бьющая наотмашь, не дающая пощады, выбивающая почву из-под ног – та жизнь, которую он почти разлюбил и в ответ не получал от нее взаимности, в которой ему было почти невыносимо и совсем не хотелось спорить и мериться силой.

Ночью он не спал – на кровати лежал, свернувшись, щенок и изредка тихо поскуливал. Он прижимался к нему и думал о родителях. В который раз они спасли его – как просто все оказалось! Ему, словно малому дитю, купили собаку – и жизнь обрела смысл. Теперь он кормил щенка – пять раз в день, строго по книге: тертая морковка, творог, яйцо, отварное мясо. Убирал за ним бесконечные лужицы, не спускал его с рук. А через две недели начал выходить с ним на улицу, держа на руках осторожно, как ребенка, и аккуратно ставя на землю – на несколько минут. Дома он мыл ему лапы, вытирал полотенцем влажную шерстку, смотрел, как он ест и смешно лакает воду из блюдца. Вечерами он отыскивал старую, юношескую, любимую книгу в книжном шкафу, наливал себе чаю и долго, за полночь, читал. Щенок спал рядом с ним на подушке.

А еще через месяц он уехал к себе. Теперь с ним было почти все в порядке. Как-то, гуляя с собакой, он спустился к метро за сигаретами, его окликнули – старый школьный приятель. Поболтали о том о сем, обменялись телефонами, и вечером следующего дня тот позвонил ему и предложил работу. Директором в свою фирму – ему нужен был свой человек. Он взялся за это с отчаянием, понимая, что это выход, сейчас ему это необходимо. Работа пришлась ему по душе. Приятель, видя его усердие и рвение, наконец-то свободно вздохнул и слегка расслабился, и он получил полный карт-бланш. Работал увлеченно, по двенадцать часов в сутки. Впрочем, деньги ему положили тоже немалые – и он, как человек приличный, отрабатывал их на полную катушку.

Все его прежние любовные похождения, как ему казалось, остались в далеком прошлом. Просто все это стало неинтересно. Он загонял себя, забивал работой – по горло, по макушку, и в этом было его спасение. Одиночество его совсем не угнетало, к тому же дома ждал пес, вымахавший в крупную, прекрасную и умную собаку. Он всегда скучал по нему, ощущая пресловутую собачью преданность и любовь в полной мере. Без оговорок. Только так, как умеет тебя любить твоя собака – без упреков, претензий, обид и просьб о взаимности. О Маше он старался не думать. Да что там старался! Просто запретил себе – жестко и категорично, понимая, что иначе не справится. Не анализировать и не пытаться понять. И все. Иначе просто можно сойти с ума. В третий раз из этой ямы ему уже не выбраться.

А потом появилась Красная Шапочка. Он познакомился с ней в банке. Она стояла перед ним у окошка в черном пальто и красном берете и что-то спокойно и обстоятельно пыталась доказать упрямому клерку. Клерк не спешил соглашаться и вел себя довольно нагло, а она продолжала отстаивать свои права. Четко и вразумительно. Он удивился ее логике и терпению и предложил клерку вести беседу корректнее. Она обернулась на него, слегка покраснела и поблагодарила за участие. Когда она закончила свои дела, он вышел вслед за ней и окликнул, предложив подвезти. Она опять покраснела и, подумав пару секунд, согласилась. Он разглядел ее – круглое лицо из разряда простоватых, но миловидных, вздернутый нос, голубые глаза. Невысокая, крепко сбитая, даже чуть полноватая, по нещадным сегодняшним меркам.

В машине она принялась рассказывать о себе – друзья, работа, родители. Впрочем, все это было не назойливо, а довольно мило и непринужденно. Договорились вечером встретиться и выпить кофе. Встретились, кофе выпили и заодно сходили в кино. Он подумал, что не был в кино целую вечность. Потом он отвез ее домой и заторопился – дома его ждала собака. В следующий раз она пригласила его в гости – у нее была маленькая уютная квартирка, доставшаяся ей после смерти бабушки. Кружевные шторы, хрустальная люстра, мягкий палас, горшки с фиалками на окне. Она встретила его в клетчатом переднике с рюшами – и эта деталь почему-то умилила его. Они пили чай с еще теплым черничным пирогом, и ему казалось, что эта милая и уютная женщина, ее тонкие белые чашки в голубой цветочек, кружевная скатерть на столе и фиалки в горшках – словом, это все то, чего ему так не хватает в этой жизни. Он опять шел от противного и только в этом видел свое спасение. Он остался у нее в тот день, и ему показалось, что это и есть его тихая гавань. К черту страдания и страсти, к черту накал бесконечных эмоций. Ведь есть где-то покой и уют, никто не отменял тихую радость: теплый дом, тапочки с пушистыми помпонами, черничный пирог и сливовое варенье.

Ей было чуть-чуть за тридцать, самую малость. С одной стороны – вся жизнь впереди, а с другой – край, черта, за которой ты навсегда можешь остаться старой девой. И это с ее-то врожденным настроем на семейную жизнь. С ее четкостью, аккуратностью, сдержанностью. Видела, сколько вокруг одиноких, оставленных, неприкаянных. И наряду с этим – успешных, красивых и стройных. Занимающих положение и как следствие – прекрасно зарабатывающих. Имеющих дорогие машины, квартиры-студии, одевающихся в бутиках и – тотально одиноких. Про себя все понимала. Знала, чем может взять и что кто-то это в конце концов оценит. Если вообще появится этот кто-то. И вот он появился. Влюбилась ли она в него? Этот вопрос она себе не задавала. Но нравился он ей точно. Очень нравился. И немного пугал. Чувствовала его сильный внутренний излом. Ни о чем не спрашивала – ума хватало. И еще каким-то внутренним, женским, почти звериным, чутьем угадала, почуяла, что ему надо. И это совсем не противоречило ее натуре. Напротив, вся та забота, опека, в которую она старалась, как в кокон, его укутать, запеленать, была ей, безусловно, в радость. В общем, что называется, совпало – они встретились в нужном месте и в нужное время. Обычно он уезжал в ночи – наутро надо было гулять с собакой. Однажды Красная Шапочка предложила переехать к ней. Можно сказать – переступила через себя. Собака в ее представлении была полной катастрофой: лапы, шерсть, слюни – бр-р-р. Он удивился, но пса привез. Пес показался Красной Шапочке огромным – он занял все пространство. Боже, в коридоре был его хвост, а на кухне под столом – морда. Он визжал, лаял, клацал когтями по паркету, пару раз (о ужас!) прыгнул на кровать, застеленную светло-бежевым покрывалом. Когда он ел, добрая половина каши разлеталась по стенам и полу. Но она улыбалась.