Острова в океане - Эрнест Хемингуэй

– Скверно сегодня получилось. Жаль.

– Просто на меня хандра нашла.

– Ну как, спать? Спи здесь.

– Спасибо. Если можно, здесь и лягу. Но сначала япосижу в библиотеке, почитаю немножко. Где у тебя те австралийские рассказы, яв последний свой приезд их здесь видал.

– Генри Лоусон?

– Да.

– Сейчас разыщу.

Томас Хадсон лег спать, и, когда он проснулся среди ночи,свет в библиотеке все еще горел.

Когда Томас Хадсон проснулся, с востока дул легкий бриз ипесок на пляже казался белым, как кость, под ярко-голубым небом, и маленькиеоблачка, бежавшие высоко вместе с ветром, отбрасывали на зеленую воду темныедвижущиеся пятна. Флюгер поворачивался на ветру, и утро было чудесное,пронизывавшее свежестью.

Роджер уже ушел, и Томас Хадсон позавтракал один и прочиталмэрилендскую газету, доставленную накануне. Он отложил ее с вечера, не читая, стем чтобы просмотреть за завтраком.

– Когда мальчики приедут? – спросил Джозеф.

– Часов в двенадцать.

– Значит, к ленчу будут?

– Да.

– Я пришел, а мистера Роджера уже не было, –сказал Джозеф. – Он не завтракал.

– Может, к ленчу придет.

– Бой сказал, он вышел на веслах в море.

Кончив завтракать и прочитав газету, Томас Хадсон перешел наверанду, обращенную к морю, и принялся за работу. Работалось ему отлично, и онуже кончал, когда услышал шаги Роджера.

– Хорошо получается, – сказал Роджер, заглянув емучерез плечо.

– Еще неизвестно.

– Где ты видал такие смерчи?

– Таких никогда не видал. Это я пишу на заказ. Как твоярука?

– Припухлость еще есть.

Роджер следил за его кистью, а он не оглядывался.

– Кабы не рука, все это будто приснилось в дурном сне.

– Да, сон был дурной.

– Как ты думаешь, этот тип всерьез вышел с ружьем?

– Не знаю, – сказал Томас Хадсон. – И знатьне хочу.

– Виноват, – сказал Роджер. – Мне уйти?

– Нет. Посиди здесь. Я сейчас кончу. Я не буду обращатьна тебя внимания.

– Они ушли на рассвете, – сказал Роджер. – Явидел, как они ушли.

– А что ты там делал в такой час?

– Я кончил читать, а заснуть не мог, и вообщесобственное общество не доставляет мне удовольствия. Решил пройтись до причалаи посидел там с ребятами. «Понсе» так и не закрывалось на ночь. Я виделДжозефа.

– Джозеф говорил, что ты ушел в море на веслах.

– Греб правой. Пробовал разработать ее. И ничего,помогло. Теперь боли совсем нет.

– Вот. На сегодня, пожалуй, хватит, – сказал ТомасХадсон и стал промывать кисти и прибирать свое хозяйство. – Мальчики,наверно, сейчас вылетают. – Он посмотрел на часы. – А что, если мыпропустим на скорую руку?

– Прекрасно. Мне это весьма кстати.

– Двенадцати еще нет.

– А какая разница? Ты работать кончил, я на отдыхе. Ноесли у тебя такое правило, давай подождем до двенадцати.

– Ладно.

– Я тоже придерживался такого правила. Но иной разутром, когда выпил бы и сразу ожил, хуже таких запретов ничего нет.

– Давай нарушим это правило, – сказал ТомасХадсон. – Перед встречей с ними я всегда здорово волнуюсь, – пояснилон.

– Знаю.

– Джо! – крикнул Томас Хадсон. – Принесишейкер и что нужно для мартини.

– Слушаю, сэр. У меня уже все готово.

– Что это ты спозаранку? Мы, по-твоему, пропойцы, чтоли?

– Нет, сэр, мистер Роджер. Просто я сообразил, для чеговы пустой желудок бережете.

– За нас и за мальчиков, – сказал Роджер.

– В этом году они у меня повеселятся. И ты оставайся снами. Будут они тебе действовать на нервы, уйдешь в свою рыбацкую хижину.

– Что ж, поживу здесь, если тебе это не помешает.

– Ты мне никогда не мешаешь.

– С ними будет хорошо.

И с ними действительно было хорошо. Эти славные ребята жилив доме уже неделю. Лов тунца кончился, судов в гавани осталось мало, и жизньснова текла медленно и спокойно, и погода была, как всегда в начале лета.

Мальчики спали на койках на застекленной веранде, и человекуне так одиноко спать, когда, просыпаясь среди ночи, он слышит детское дыхание.С отмели дул ветер, и ночи стояли прохладные, а когда ветер стихал, прохладаприходила с моря.

Первое время мальчики держались немного скованно и былигораздо аккуратнее, чем потом. Впрочем, особой аккуратности не требовалось,лишь бы смахивали песок с ног при входе в дом, вешали снаружи мокрые шорты инадевали сухие. Утром, стеля постели, Джозеф проветривал их пижамы, вешал их насолнце, а потом складывал и убирал, и разбрасывать оставалось только рубашки исвитеры, которые они надевали по вечерам. Во всяком случае, теоретически былотак. А на деле все их снаряжение валялось где придется. Томаса Хадсона это нераздражало. Когда человек живет в доме один, у него появляются очень строгиепривычки, и соблюдать их ему только в удовольствие. Но если кое-что иззаведенного порядка нарушается, это даже приятно. Он знал, что привычки сновавернутся к нему, когда мальчики уедут.

Сидя за работой на веранде, выходящей к морю, он видел, чтобольшой его сын, средний и маленький лежат на пляже с Роджером. Ониразговаривали, копались в песке и спорили, но о чем, ему не было слышно.

Старший мальчик был длинный и смуглый, шея, плечи и длинныеноги пловца и большие ступни, как у Томаса Хадсона. Лицом он смахивал наиндейца, и был он веселого нрава, хотя в покое лицо у него принимало почтитрагическое выражение.

Томас Хадсон однажды посмотрел на сына, когда тот сиделгрустный, и спросил: «О чем ты думаешь, дружок?»

«О наживке», – ответил мальчик, и лицо у него сразуосветилось. Глаза и рот – вот что в минуты задумчивости придавало трагическоевыражение его лицу, но стоило ему заговорить, и лицо сразу оживало.