Сын гетмана - Ольга Рогова

– Да, – сказал он, – с казацкою вольницею не так-то легко справиться. Пан Ильяш забывает, что разгромить целый край без особого соизволения его величества наияснейшего короля значит поступить самовольно.

– И я то же говорю, – подхватил польный гетман. – На что я не имею полномочия, того и сделать не могу. Да и к чему? Павлюк у нас в руках. Кизима старшего забрали, младшего заберем тоже, Скидана же нам сами казаки приведут, побоятся нашей опалы.

В эту минуту занавес палатки приподнялся и на пороге появился сторожевой казак.

– Ясновельможный пан гетман, – проговорил он, – из Лубен перебежчики: сын пана писаря и еще хлопец, а с ними казак.

Богдан вскочил с места.

– Как, Тимош? Какое же лихо занесло его в Лубны!..

– Веди скорее сюда! – поспешно проговорил гетман.

Через пять минут все трое были в палатке. Увидя Дмитрия Вишневецкого, и Богдан, и Потоцкий остолбенели от удивления.

– Вот так штука! – проговорил Богдан.

Потоцкий первый пришел в себя.

– Князь Дмитрий! – проговорил он, смеясь. – Кто кого теперь прибил? Или ко мне на суд явились?

Дмитрий Вишневецкий потупился и молчал.

– Мы помирились! – отвечал серьезно Тимош.

– А помирились, так чего же лучше! – смеясь, сказал Потоцкий. – Таким двум доблестным воинам ссориться не приходится. Но как вы в Лубнах очутились и как вас Бог оттуда унес?

– Я поехал к дяде Иеремии, – объяснил Дмитрий, – с небольшим отрядом челяди и попал в Лубны как раз в то время, когда хлопы восстали, а семья дяди удалилась из города. Возвращаться назад было невозможно, мне и пришлось искать приюта в монастыре.

Тимош же обстоятельно рассказал, как он составил план бегства и предложил князю Дмитрию участвовать в нем. Как он подговорил Опанаса подпоить сторожа, и, когда тот захрапел, они вывели князя из его темницы. Князь провел их подземным ходом к реке, потом они долго бродили по лесу, пока не наткнулись на польских разведчиков, доставивших их в лагерь.

– Молодцы! – одобрительно сказал польный гетман. – А теперь пан писарь позаботится, чтобы их накормили; завтра же снимем с них подробный допрос о городе. Их показания могут нам принести много пользы.

Оставшись наедине с отцом, Тимош первым делом осведомился о Павлюке и Ганже.

– Ну, сынку! Раз я их от петли спас – и сидеть бы им дома, а теперь им плахи не миновать и спасти их никто не может. Ты же держи язык за зубами и не слишком толкуй, что был с ними в дружбе. Отец твой удостоился королевской милости, пожалован войсковым писарем, а как пронюхают что-либо, живо сместят. Ну да я тебя здесь не оставлю, довольно ты с казаками погайдамачил; как только немного беспорядки поутихнут, сам свезу тебя в бурсу; пока же поедешь домой, поживешь в Суботове.

Действительно, на другой же день, как только гетман снял с Тимоша допрос, Богдан послал его в Суботово, не дозволив ему даже повидаться с Павлюком, находившимся в качестве пленника при войске.

Стояла тихая погожая весна 1646 года. Сады Варшавы цвели и благоухали. По одной из главных улиц ехал знакомый нам сотник Богдан, а рядом с ним молодой статный казак, в котором трудно было узнать маленького неуклюжего Тимоша.

– Как долго ты не ехал! – говорил Тимош. – Мы тебя ждем целую неделю! Король не раз присылал о тебе справляться; все полковники уже съехались.

– Нельзя было, Тимош, никак нельзя было. Французы народ хитрый; переговоры с ними вести куда как было трудно, а своих мне тоже не хотелось обидеть; из-за каждого гроша торговались... Ну а у вас что нового? Ты из Брод?

– Нет, домой заезжал.

– А что дома? Все здоровые, что дивчата, что Марина?

– Что им делается, – лаконически отвечал Тимош. – Вот в Бродах, татко, так новости: пан коронный гетман умер.

– Что, кто? – в испуге переспросил Богдан.

– Да пан гетман.

– Ведь он недавно женился?

– Женился, – подтвердил Тимош, – такой добрый, веселый был, да вдруг взял и умер.

– Вот что не добре, так не добре! – в раздумье проговорил Богдан. – Теперь и нам, сынку, хуже станет.

– Теперь подстароста Чаплинский всем распоряжается.

– Эх, не добре! – с досадой проговорил Богдан. – Надо мне скорее на поклон к новому старосте явиться. Где он теперь?

– Здесь, в Варшаве. Я с ним и приехал. Как ты мне велел, так я и сделал; академию кончил и приехал тебя встречать.

– Слышал, слышал про твои успехи в науках. Ректор не раз мне на тебя жаловался, – с укоризною заметил Богдан. – В дебошах ты был первым, а в науке чуть не последним. Не по-моему это, сынку! Я в юности учился хорошо, зато и теперь от панов почет.

Тимош смутился.

– Никак нельзя было учиться, татко; без бурсацких набегов и шалостей чем бы бурсаки и живы были? Академия бедная, живи впроголодь да еще долби латынь; тут никакая наука впрок не пойдет!

– Ну, добре! Что прошло, того не воротить, – махнув рукою, сказал Богдан. – А теперь не до науки. Что слышно в Варшаве? Зачем король казаков требует?

– Слухи разные ходят, а наверное никто ничего не знает. Говорят, хочет послать на турок.

– Вот что! – протянул Богдан. – Ну а кто из полковников приехал?

– Нестеренко, Барабаш, Ильяш.

– Ильяш-то, вот это плохо! Кто его подсунул?

– Известно кто: покойный коронный гетман. Ведь он у него чуть не первым лицом был!

– А разве пан гетман тоже стоял за войну с Турцией?

– Как же! Он да пан коронный канцлер, да итальянцы.

– Какие итальянцы?

– Да разве ты не слыхал? – с удивлением спросил Тимош. – Все это дело затеял венецианский посол, а ему при дворе помогает секретарь молодой королевы, весь двор оплели.

– Гм! – в раздумье проговорил Богдан. – Надо принять это к сведению. Надо сегодня же повидаться с паном коронным канцлером.

– Пан канцлер теперь сильно занят, – заметил Тимош.

– А что?

– Выдает дочь замуж.

– За кого?

– За молодого Калиновского.

– Эге-ге! – протянул Богдан. – Значит, теперь пан воевода в польные гетманы проскочит; надо к нему забежать. Ну а другие паны согласны с королем?

– Никто еще ничего не знает. Пан канцлер со своими итальянцами, как вьюн, вьется.

– Да ты, може, брешешь? – с недоверием возразил Богдан. – Если никто не знает, так откуда же ты-то узнал?

– Так ведь я не пан, а казак. Панам знать не должно, а казакам можно. С польным гетманом уже снеслись, листы приповедные готовы, только печать приложить.