Стаи. Книга 3. Столкновение миров - Юлиан Львович Егоров

команде отводится максимум места и объёма. Стараниями инженеров и техников утилитарный грузовой отсек превращён в трёхэтажный дом.

Третий этаж — жилой, где обитают Кураторы и Навигаторы до и после погружения. Небольшие, но уютные комнатки вмещают в себя всё, кроме душевых, ибо на космическом корабле вода — самая большая ценность, и приходиться её всячески экономить. Так что, помыться разрешается только раз в три дня, а в остальное время остаётся довольствоваться иными способами избавления от грязи.

Второй этаж — реанимация и медицина. Царство снега и льда, хоть зима в нём и искусственная, а замёрзшие кристаллы жидкости заменяют белоснежные ткани и стекло, но всё равно зябко, неуютно чувствует себя живой человек в мире боли и страданий.

На самом нижнем этаже расположился операторский зал, где можно увидеть…

Адмиралы считали, что готовы увидеть собственными глазами девушек и юношей, отдавших души неведомому миру из невесомых тканей, но всё равно, первая минута вызвала почти что шок.

Бёрнет и Октябрьский, словно загипнотизированные, шли вдоль ряда боксов, едва переставляя ватные от нервного напряжения ноги. За стеклянными стенами творилось невероятное действо: в Эфирном мире лисицы бодрствовали, и моторика тел через чистый канал ОЧК рвалась в тела семи девушек и одного юноши. Их тела то совершали странные, дёрганые движения, то вдруг гнулись, кувыркались на мягком полу с невероятной пластикой, но самое жуткое и завораживающее, одновременно, было даже не в этом.

Пока Океанес оставался где-то там, за чертой, человек ещё мог как-то мириться со всеми метаморфозами человеческого «Я», но отныне Великая Река не отпускала своих детей ни на шаг. За стеклом боксов были не люди, как бы и кто бы не утверждал обратное — под этими совами оба офицера подписались бы, не раздумывая ни секунды!

Звериные морды скалились стенам, словно в мягкой обивке видели собственные отражения. Нет, даже не так. Никаких стен для них не существовало вовсе: всё лисье семейство сейчас собралось в едином помещении «эфирной «Альфы», а у рыжих разбойников язык телодвижений не менее важен, чем голоса. Голоса…

Вторя махам хвостов, отнюдь не призрачных, из глоток рвались странные звуки, не то лай, не то негромкий вой.

В самом дальнем боксе, затянутый в смоляной костюм, стоял на четвереньках бурый кицунэ. Прижавшись боком к прозрачной преграде, странный зверь скалился на собственное едва видимое отражение. И хотя оскал можно было скорее назвать улыбкой, не человеческой, но улыбкой, от него веяло жаром иной Вселенной, огнём, что сверкал в широко распахнутых, но не видящих ничего глазах. Немного всклокоченная шерсть, мерное покачивание хвоста, уши настороженно и заинтересованно ловят не слышные в этом мире звуки Океанеса…

Адмиралы от такого зрелища аж немного попятились. Казалось, ещё миг, и придатки, в виде частей человеческого тела, отпадут сами собой, и демон-лис обретёт долгожданную свободу, прояснится взгляд, и сквозь стекло пришелец подарит свою жуткую улыбку этой Вселенной…

— Не надо их бояться! — Голос Хельги хоть и вырвал Октябрьского и Бёрнета из оцепенения, но заставил явственно вздрогнуть.

Адмиралы не без труда оторвали взгляд от Александра, повернувшись к киборгу. Женщина, в который по счёту раз, лучезарно улыбнулась и с весёлым огоньком в глазах заверила:

— Сейчас их облик вас пугает, и это понятно. Но когда всё закончится, вы сможете пообщаться с нашими кицунэ в более привычной обстановке. Поверьте, они очень непосредственны и очаровательны!

Октябрьский натянул на лицо улыбку, хотя не надо было быть дипломированным психологом, чтобы понять — это просто привычка, способ не пускать истинные чувства наружу. Бёрнет со своим коллегой был абсолютно согласен: в эволэках-лисах не чувствовалось принадлежности к роду человеческому, а последними мазками к общей картине чуждости происходящего таинства были именно кураторы. И если Хельга вела себя невероятно естественно, прекрасно копируя поведение живого человека, то её коллеги, отделавшись коротким дежурным приветствием, с каменными лицами, как заведённые, выполняли положенные функции, и только. Придёт время, и перед взором вышедших из погружения Навигаторов эти замёрзшие маски электронного мира оттают, девушки и юноша увидят теплые улыбки, ощутят в полной мере столь необходимую уставшей душе заботу и внимание, а пока…

Пока искусственный разум трёх кураторов, разделённый на четыре тела, но решающий единую задачу, не видит никакой необходимости тратить ресурсы и время на пустые расшаркивания и откровенно абстрактные для рационального сознания заверения двух ошеломлённых офицеров в том, что всё увиденное — неотъемлемая часть работы эволэков. Они не будут лезть к людям с просьбами, не принимать происходящее близко к сердцу, для этой задачи есть самостоятельная единица — Хельга. У неё командный приоритет, и она будет соотносить реакцию офицеров с собственными индивидуально-коллективными мыслями, и озвучивать их, стремясь как можно скорее увести хрупкую человеческую психику с опасной дорожки…

Короткое знакомство с Навигаторами произвело на командиров конвоя неизгладимое впечатление: пить в космосе, да ещё и на борту флагмана — занятие не самое нужное, но нервная встряска требовала выхода, и в салон «Хоукинса» стюард, такой же белый и накрахмаленный, как скатерть, подал редкий коньяк из секретных закромов. Джозеф скупердяем никогда не был, а уж тем более для лучшего друга лучшего горячительного и подавно было не жалко.

По адмиральскому салону разлился удивительный запах изысканного лакомства. По мере того, как офицеры опрокидывали одну порцию за другой, их нервы немного успокаивались. Лимон с сахаром уносил из памяти неприятную стерильность операторского зала, который хоть и блистал безукоризненной чистотой, но обоим постоянно чудился запах мокрой звериной шерсти, хорошо знакомый по былым временам, в которых хватило места не только службе, но и увлечениям для души, например, охоте.

— Как ты думаешь, Женя, почему они такое проделывают со своими телами?

Хозяин корабля откинулся на мягкую спинку бежевого дивана, кутаясь в дым сигары (ещё одно отступление от правил жизни на борту), окинул взглядом отделанное дорогими породами дерева помещение. Новичкам от убранства было не по себе — разум никак не мог соотнести роскошь с привычным аскетизмом корабельной архитектуры, — но сам он давно перестал обращать внимание на это несоответствие.

Октябрьский, привыкший к общению на короткой ноге с коллегой-англичанином, для которого следовать традициям русского флота и называть офицера по имени и отчеству, было непривычно, только саркастично улыбнулся:

— Они ещё дети, а нам с тобой вообще во внуки годятся. — Он пару секунд помолчал, раскуривая свою сигару от огня, который вежливо преподнёс чуть ли к его усам Джозеф. — Вот и тянутся ко всему новому.

— У меня внуков уже пятеро, — заметил, недобро сощурившись, собеседник, — и я не припомню среди них хвостатых