Отрезанная ветвь - Ivan Ivanovich

— Мин, почему ты грустишь?

— Я не грущу, — ответил Чан и улыбнулся.

Прошла неделя со дня возвращения. Поппи Бейфонг, за время поездки проникшаяся полным доверием к Чан Мину, убедила своего мужа, что иногда Тоф полезно будет побродить на природе, разумеется под надежным присмотром. И вот, впервые в жизни маленькая Тоф Бейфонг бежала по горной равнине со свежей высокой травой и полевыми цветами с позволения родителей, а не убежав из дома. Недалеко на привал устроились несколько стражников, служащих господину Бейфонгу, а за самой девочкой следил Мин.

— Так, а ну снимай с пальца этот вечный леденец, а то зубы испортишь, — сказал Чан, попытавшись снять кристаллическое кольцо с пальца. Но не тут-то было. Тоф с визгом отбежала от Чана и закричала:

— А ты поймай меня! — и побежала по склону.

Конечно же, Чан погнался за ней, но специально не догонял, позволяя девочке набегаться и самой остановиться. В конце концов Тоф остановилась и рухнула на спину в протоптанную ею траву, тяжело дыша и смеясь. Чан встал рядом с ней и, скрестив руки, притворно нахмурился.

— Ну что, юная леди? Набегались? А теперь отдайте мне кольцо, — сказав это, он протянул руку ладонью вверх. Тоф, однако, сдаваться не собиралась и, схватившись за его руку, повисла на ней всем телом. Мин, не ожидавший этого, потерял равновесие и рухнул рядом с ней. Тоф воспользовалась минутной слабостью Чана, взобралась ему на живот и, подняв кулачки к небу, издала победный клич.

— Урааааааа! Я победила! Я величайший покоритель земли!

А Чан смеялся. Смеялся и потихоньку осознавал, как же ему не хватает его семьи. Его мелких брата и сестры, мамы, дяди Айро, даже отца, который явно давно уже его разлюбил. Как они там, без него? От зарождающейся тоски в сердце его отвлекла Тоф, которая тормошила его майку, в надежде докричаться до него.

— Мин? Миииииин? Мин, ты здесь? Мииииииин? — а в конце, не выдержав, она начала стучать кулачками о его грудь.

— Стоп! Стоп! Стоп, Тоф! Прекрати, — Тоф прекратила бить его кулачками и посмотрела ему в глаза.

— Ты снова ушел в себя? — спросила Тоф очевидную вещь.

— Да, — ответил Чан, запустив руку за голову.

— Опять о семье думал, да? — немножко загрустив, спросила Тоф. Чан уловил смену настроения маленькой Тоф и, выпрямившись, посадил ее себе на колени.

— Эй, что за траурный тон. Да, я думал о семье, но это не отменит того, что у меня отныне есть еще одна маленькая сестренка, — Чан ткнул ее пальцем в носик.

— Щекотно, — хихикнула Тоф, потирая носик. Затем посерьезнела и посмотрела Чану прямо в глаза. — Ты же не бросишь меня? Да?

И что же теперь ему ответить? Что рано или поздно он уедет? Тоф обидится. Соврать, что он никогда ее не бросит? Нет. Чан не помнил, в какой из своих жизней он слышал, что детям нельзя врать. Может, это дядя Айро говорил? Он не помнил. Но сейчас, он собирался сказать Тоф правду.

— Тоф, придет время и я должен буду уехать. Уехать насовсем. Я не смогу остаться, — сказал Мин и, заметив, что большие глаза Тоф стали наполняться слезами, поспешил продолжить: — Но где бы ты ни была и насколько взрослой бы не стала, ты должна запомнить раз и навсегда: «У тебя есть старший брат». Ясно? — спросил Мин и вытер несколько проступивших слез с ее щек. Уверенность, с которой были сказаны эти слова, или само осознание того, что у нее теперь есть старший брат, успокоило малышку. Она робко улыбнулась и обняла Чана, совсем тихо проговорив:

— Старший брат — это круто, — и уснула. Вот так, на его руках, доверчиво прижавшись к груди. Именно так он и отнес ее домой.

Следующие четыре месяца прошли, как и до поездки в Омашу. Почти. Теперь, когда Чан подолгу задерживался в Гаолине, он обязательно отводил Тоф погулять. Все эти месяцы он не забрасывал тренировки и по освоению энергии ци. Бой в Омашу показал, что он вполне может выдержать схватку на ограниченных пространствах. Но что было бы, реши Буми испытать его, например, на городской площади? Чан не брался предсказывать. А значит что? Значит больше тренировок.

Своим же самым большим успехом он считал то, что наконец-то сумел найти маму. Все эти месяцы, будь то Восточный Храм Воздуха или Гаолинь, он продолжал писать Урсе, надеясь, что та откликнется. И вот, после почти двух лет попыток, он наконец-то получил письмо. Оно было на удивление длинным и запутанным. Мама явно старалась уложить в эти строки все те чувства, что одолевали ее два последних года. Чан даже смог различить следы слез на бумаге. Урса писала, что вернулась в свой родной город, но ее родители уже умерли. Она нашла способ изменить свое лицо, характер, забыть прошлую жизнь и исчезнуть, но за несколько часов до этого, она получила первое письмо от Чана. Это ее остановило. Затем она искала оправдания перед собственной совестью, чтобы завершить начатое, но каждое письмо еще больше убеждало ее в ошибочности этого решения. И, наконец-то, она решилась написать Чану в ответ. Она просила прощения у него и почти что умоляла приехать. Чан был изгнан из столицы, но не из Страны Огня, поэтому и решил, что обязательно навестит мать. И вскоре такая возможность представилась.

На десятом месяце своего пребывания в Гаолине, Чан был вызван к своему начальнику, Лао Бейфонгу. После путешествия в Омашу, Лао стал почти полностью доверять ему. Лишь некоторые тайны были ему недоступны. Сам Чан уже обзавелся приличным штатом осведомителей в разных городах Царства. Кроме того, всего месяц назад он снарядил собственный караван с шелком и пряностями, который направился ни много ни мало в Ба Синг Се, величайший город этого мира и столицу Царства Земли. Этому очень сильно поспособствовал Бейфонг, который и сам вложился. «Первая прибыль, как первая любовь, самая сладкая», как любил говорить его шеф. Но в ту минуту, когда Чан вошёл в кабинет своего начальника и увидел его хмурое лицо, он сразу все понял. Лао Бейфонг встал из-за стола и до жути официально объявил, что отныне Мин из Ю Дао не работает на него, в связи с возобновлением войны. Затем, смягчившись, он достал из ящика стола