Сказки PRO… - Антон Тарасов

— К Цою? — спросил он.

— Что? — не понял я.

— На могилу к Цою едешь? В основном летом ездят к нему, — кондуктор, еще не старый мужчина с явными проблемами с алкоголем, отвернулся от меня и посмотрел на остановку, к которой мы подъезжали. На остановке не было ни души, и троллейбус пошел дальше, не останавливаясь и не открывая двери.

— Нет, к родственникам, — соврал я, чтобы закончить этот неприятный допрос.

— Еще четыре остановки, увидишь обязательно, не пропустишь, — ответил кондуктор и принялся пересчитывать мелочь.

Богословское кладбище оказалось довольно большим, не таким крошечным, как выглядело на карте. Зимой в нем было бы, наверное, проще ориентироваться. Деревья и кусты делали его похожим на оазис, проходимый лишь по узким дорожкам. Я нашел вход и прошел через калитку, ища глазами хоть кого-то, кто помог бы найти мне могилу Лидии Клемент или показал направление, в котором нужно двигаться.

Старушка в лохмотьях просила милостыню. Я покопался в карманах и нашел немного мелочи: сдачу от гвоздик и те монеты, что я приготовил себе на обратный проезд.

— Храни тебя Господь, — прошептала она.

— Скажите, а как найти могилу Лидии Клемент, может, вы знаете?

— Туда, — она быстро махнула сморщенной рукой. — Там табличка — Петропавловская дорога, где-то там. Давно не видела. Может, уже и нет ее.

«То есть, как это нет?», — подумал я, с трудом улавливая направление, которое показала мне старушка. Она тем временем уже разговаривала с какими-то людьми, зашедшими на кладбище вслед за мной. Я медленно шел и осматривался по сторонам. Я прошел вглубь кладбища. За большинством могил давно не ухаживали — не был убран даже мусор, оставшийся от зимы и прошлогодние листья. На многих оградках были привязаны венки из искусственных цветов, выцветших, пришедших в негодность. Если бы не похожие на часовые стрелки листья поздних нарциссов, то, наверное, все окружающее вогнало бы меня в депрессивное состояние.

Наверху, в деревьях резвились птицы. Так птицы не резвятся даже в парках, где их подкармливают и ставят скворечники. А там, на кладбище творился настоящий птичий театр. Я даже останавливался, чтобы взглянуть вверх, но тут же вспоминал, для чего пришел, и, поникнув головой, продолжал осматривать могилы. В Интернете мне попалось упоминание о том, что памятник над могилой Лидии Клемент сделан в форме грампластинки, над которой грузно нависла рука-тонарм.

Я дошел до самого конца дорожки и повернул обратно, осматривая могилы по другую сторону, мысленно продумывая, под каким предлогом у той старушки разузнать все поподробнее. Но этого не потребовалось. Пройдя еще немного, в стороне от дорожки я увидел то, что искал. Круглое, напоминающее пластинку надгробие, каменная полоска поверх него, изображающая тонарм, и простая надпись — «Лидия Ричардовна Клемент». Я осторожно прошел к могиле, на ходу разворачивая гвоздики. У могилы стояла грязная пластиковая бутылка, на дне которой было немного дождевой воды. Я поставил бутылку поближе к памятнику и поставил гвоздики в нее.

Скомкав газету и отойдя на несколько шагов, я стоял и смотрел на могилу.

«Если все это правда, то почему о тебе так быстро забыли? Или все-таки не забыли? Спасибо тебе за Лиду. И за те песни, которые я для себя открыл. И за дедушку Лиды. И за все, что со мной случилось благодаря тебе. О тебе не забудут. Никогда».

Птицы над моей головой игрались в листве деревьев так, как будто белки перепрыгивают с ветки на ветку. Стало совсем тепло, и почти стих ветер, и уже кроме птиц никто и ничто не нарушало покой той, которой Валерий адресовал три своих письма, дошедшие именно до меня, но вернувшиеся обратно в руки его внучки. Той, которая очаровала меня, несмотря на давно ушедшую эпоху, устаревшие вкусы, иные пристрастия и интересы. Я помахал рукой на прощание, точно так же, как махала мне из окна Лида, когда я видел ее в последний раз. Трудно сказать, с кем мне хотелось попрощаться больше — с Лидией Клемент, сказав ей: «До свидания». Или с Лидой, сказав ей все то же самое, но добавив: «Знай, что я помню о тебе, даже если тебе этого и не хочется».

Прогулки по кладбищу, конечно, не лучшая идея для того, чтобы разобраться в себе. Невольно отвлекаешься на воспоминания и размышления, не имеющие отношения к делу, заглядываешься по сторонам, читаешь надписи на памятниках. Потому логично предположить, куда я отправился сразу после. Хотелось подышать весной и не думать о житейских заботах там, где об этом думается меньше всего.

— Да, Лидия Клемент, слышал о ней, популярна была, — невозмутимо сказал дядя Сема, сидя на коробке с книгами и вдохновенно поедая принесенный мной пирог. — Только давно это было, тебя еще и в планах не было. Так, Сашечка, вот сейчас заболтаемся, и я, конечно, забуду тебе сказать и показать. Надо доесть, и я тебе покажу Герда, может, заинтересует, отдам недорого. Даже корешок цел. Сейчас, погоди.

Дядя Сема был в своем репертуаре. Если когда-нибудь на поляну, разделяющую толкучку и железную дорогу, приземлится космический корабль с инопланетянами, зелеными человечками, то дядя Сема, не моргнув глазом, предложит им поковыряться в коробках и даст скидку, если купят сразу две или три книги.

Наговорившись с дядей Семой и вдоволь покопавшись в груде старых книг, я дошел до ближайшей скамейки, туда, где мне никто не мог помешать. Я стал сентиментальным, с этим бороться нет сил. «И пускай в твоем сердце звучит эта песенка слишком нежная, слишком нежная для мужчин», — голос Лидии Клемент навсегда с каждым, кто не просто слышал, но и услышал ее.

«Привет. Если ты когда-нибудь включишь этот номер, то напиши мне, пожалуйста. Просто напиши, как у тебя дела и не узнала ли что-нибудь новое о Лидии Клемент. Я исполнил желание твоего деда и отнес ей цветы, белые гвоздики. У меня все хорошо. Саша»

Настрочив сообщение и, отправив его, я загадал желание, чтобы моя Лида все-таки получила это письмо.

Мое желание скрепил протяжный гудок и грохот товарного состава. Дети, игравшие возле соседней скамейки в прятки, замерли и долго стояли, удивленно глядя поезду вслед. А я уже шел, куда глаза глядят, зажмуриваясь от всепроникающего весеннего солнца.

Жил-был Костя.

Так началась бы любая мало-мальски сказочная история. В принципе, так начинается и эта, но с одной лишь оговоркой: Костя вот уже два дня как не Костя, а Константин Сергеевич. Таковым он стал после устройства на новую работу, решив для себя, что хватит искать счастья и заработка в маленьких никчемных конторках, не имеющих возможности купить даже приличные жалюзи на окна и корзины для бумаг. Нет, с ними однозначно покончено! Долой каторжную работу, от которой нет никакого удовлетворения. Здравствуй, новые возможности!

В крупном издательском доме, куда поступил на работу Костя — простите, теперь уже Константин Сергеевич — было несколько отделов, располагавшихся на двух этажах бизнес-центра, уродливого здания из стекла и бетона, впихнутого горе-архитекторами между двух старых, но со вкусом построенных жилых домов. Костя второй день трудился в рекламном отделе. Работа его заключалась в том, чтобы водить пальцем по странице телефонного справочника, выбирать понравившуюся фирму, обводить карандашом номер ее телефона, а затем начиналось все самое интересное. Зажав плечом телефонную трубку и откинувшись на стуле, Костя неторопливо набирал номер, тыкая по кнопкам кончиком карандаша, и терпеливо слушал гудки.