Мир Волкодава: Эпоха бедствий - Андрей Мартьянов

- Именем Атта-Хаджа, всеведающего и всеблагого! - Атт-Кадир с помощью Тугана взобрался на высокую паперть здания библиотеки Священного города и закричал как можно громче. Вначале на него обратили внимание те, что стояли рядом, затем по встревоженной толпе, собравшейся на главной площади Мед дай, прошел ропот: "Мардиб, мардиб говорит!", и вот уже люди притихли, ожидая слов служителя верховного бога Саккарема.

Такого вдохновения Фарр не чувствовал со времен его первой проповеди в Шехдаде, когда он коснулся осколка Священного Камня и мудрость Атта-Хаджа вошла в его разум. Однако сейчас слова сами шли на язык, внезапно вспоминались позабытые фразы из книг известнейших проповедников, стихи Эль-Харфа, просто оброненные кем-то в миру, но оказавшиеся мудрыми изречения, кои можно услышать как от благороднейшего эмайра, так и от пропыленного ветрами Аль-бакана погонщика коз.

Атт-Кадир убеждал, уговаривал, сыпал давно позабытыми мудростями, рожденными саккаремскими и халисунскими народами, подтверждал свои слова жестами... Он то срывался на крик, то говорил тихо, будто обращался к собеседнику, сидящему прямо напротив него в тихой комнате, но все его слышали так, будто молодой безусый мардиб стоял рядом. Спустя многие годы уже повидавший полмира и умудренный долгими летами Фарр атт-Кадир, коему многие прочили зеленый тюрбан аттали, утверждал, что лучше и красивее он не говорил никогда. А про себя добавлял не без доли гордыни: "Атта-Хадж тогда не помогал мне, я сделал все сам. Всеблагой позволил мне использовать свою силу, ибо силы человека во многом равны божественным. Но я все равно благодарю Атта-Хаджа".

Речи Фарра каким-то чудом изгоняли страх, толпа успокаивалась, шума становилось все меньше, даже несмотря на то, что ночные хищники метались по улицам Мед дай, подбираясь к самой площади. Мужчины брались за ножи, их жены и дети подбирали разноцветные камни, украшавшие бесчисленные сады Священного города, воля к победе постепенно начинала преобладать над растерянностью и испугом. И у всех на слуху были слова не знакомого никому мардиба: "Не бойтесь! Страх побеждаем человеческой волей. Не поддавайтесь тому, кто хочет вас запугать, ибо тем вы отдаете врагу две трети победы".

Туган, служивший у благочестивого эт-Убаийяда полных девять лет, лишь на первый взгляд выглядел туповатым и знающим только свое ремесло охранителя высочайшей персоны. В действительности этот халитт, частенько пренебрегая отдыхом после обязательной службы (как и многие воины Священной стражи, посвятившие себя служению Предвечному), просиживал долгие часы за свитками в библиотеке, наполняя свой разум мудростью древних воителей. Туган очень быстро заподозрил, что Фарр, вроде бы еще мальчишка, непонятно почему удостоенный милостей светлейшего эт-Убаийяда, осиян лучами славы Предвечного. Мардиб сделал главное - привлек внимание людей, оторвав их мысли от подступающего к главным улицам Священного города Дикого Гона.

- Аль-Тури. - Глаз Тугана выхватил в темноте знакомое лицо халитта. Стражник перевел взгляд на телохранителя аттали. - Собери всех халиттов, каких увидишь, причем немедленно. Веди людей в храмы. Неважно, женщины это, мужчины с непокрытой головой или чужеземцы. Веди всех! Атта-Хадж простит нам этот грех.

Аль-Тури заколебался, услышав такие слова, - в главные храмы Меддаи допускались только истинно верующие в Предвечного и Слово Эль-Харфа мужчины, и никто другой. Для женщин предназначались выстроенные в полуденной части города особые и очень красивые святилища Дочери (или Великой Матери, как Богиню называли на побережье океана). Еще никогда женская ступня не касалась выложенных самоцветами и горным хрусталем узорчатых полов Золотого храма.

- Я приказываю, - повторил Туган и на свой страх и риск добавил: - Слово аттали! Выполняй!

Атта-Хадж все-таки вмешался. Великому богу, в чье имя и сущность верили сотни тысяч Саккаремцев и их братьев по крови в Халисуне и побережных землях, как видно, показалось оскорбительным зреть посвященный ему город-храм разоряемым чужой силой. Едва Туган произнес эти слова, над вытянувшейся к небесам луковицей Золотого храма, кою венчала трехлучевая звезда, появились сполохи зеленого пламени - напоминавшие знамена ленты, изменявшие цвет от изумрудного до почти лазоревого, с оттенком перьев павлина и прозрачности волны Великого океана. Божественное пламя, явившееся в ночи, не красило лица людей мертвенным оттенком болотного мха, но подчеркивало красоту изгибов скул и бровей, яркость глаз и воронову черноту ресниц. Страх исчез окончательно. Осаждавшие площадь звери превратились из явившихся от глубин Нижней Сферы демонов в обычных животных из плоти и крови, да и сам Дикий Гон вдруг начал отступать. Пришедшие из пустыни хищники словно растерялись: появившаяся в небесах Сила удивляла их своей неизведанностью, благо мир безмысленных тварей подчиняется совсем иным богам...

Мгновенно собравшиеся халитты, услышав приказ Тугана, начали действовать. На главной площади, именовавшейся по названию храма Золотой, сейчас находилось не меньше двадцати тысяч человек, но все же немногочисленная Священная стража, изредка и благоговейно посматривая в окрасившиеся малахитовым огнем, изгоняющим ужас и возвращающим человеку самообладание, небеса, разбила толпу на отряды и начала отводить в храмы. Захлопнулись тяжелые бронзовые двери Золотого храма, опустились подъемные створки святилища Эль-Харфа, где хранились реликвии Провозвестника, с тяжелым натужным скрипом поползли к проемам храма Отца и Дочери каменные притворы, кои разбить можно было лишь самым тяжелым тараном... Совсем недолго по Золотой площади метались запоздалые беглецы, обязательно принимаемые охранявшими врата халиттами, и наконец...

Фарр, абсолютно обессиленный, был готов свалиться прямо на террасу библиотеки, выложенную плитками розового гранита. Однако его подхватили широченные и мозолистые ладони Тугана. Высокий халитт не дал упасть юному священнослужителю, прижал его к своей необъятной груди и чуточку встряхнул.

- Надо уходить! - услышал Фарр хриплый шепот телохранителя аттали. - Ты говорил словами Атта-Хаджа, словно сам бог вложил эти речи в твои уста. Не ошибусь, предсказывая тебе Хрустальный трон Меддай. Есть в тебе что-то... особенное. Но посмотри вокруг!

Туган довольно жестко поставил Фарра на ноги и придержал за плечо. Атт-Кадир постепенно проясняющимся взглядом обозрел опустевшую площадь и в свете льющегося с небес зеленого огня увидел темные тела погибших и затоптанных, черные ручейки крови, протекшие по мраморным мостовым, несколько силуэтов бегущих куда-то и пока живых людей и в отдалении - быстро движущиеся тени. Дикий Гон преодолел заставы халиттов и теперь рыскал в поисках добычи по белоснежным улицам города Провозвестника.

Атта-Хадж, как видно, вновь посчитал, что люди сами управятся с опасностью. Свечение над головами Фарра и Тугана меркло, однако атт-Ка-дир, непроизвольно подняв глаза к небесам, вдруг различил в проносящихся над Меддаи черных тучах лицо человека лет сорока с короткой и окладистой черной бородой. Он смотрел вниз с тревогой и заинтересованностью. Но, скорее всего, это было лишь видение, явившееся измученному разуму Фарра атт-Кадира. Ибо известно со времен Эль-Харфа: Всеблагой ныне и вплоть до Последнего Дня не станет спускаться в Среднюю Сферу - обитель смертных.