Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

– Дорого, – ворчала Генриетта. – Очень дорого.

Но, ради всего святого, разве все мы не хотим, чтобы они были вместе?

– А как же бабушка Онора? – спросила я у Эда. – Теперь она осталась на Кэлвери одна.

– Она там не одна, а с бабушкой Майрой, дедушкой Патриком и сыном Майры Джонни Огом, – ответил он. – Там также покоятся полковник Маллигэн и все солдаты, павшие во время Гражданской войны. Так что за нее не волнуйся, Нони.

Джим и мама ушли в течение одной недели. В моей голове это никак не укладывалось. И я все ждала, что вот сейчас на кухню войдет мама…

* * *

Прошла еще одна неделя, прежде чем я смогла вернуться на работу. Оставаться дома с Генриеттой было просто невыносимо. Ради памяти мамы я решила быть доброй и любящей сестрой. Но, видит бог, Генриетта могла вывести из себя даже святого.

– Если бы ты все сказала мне в самый первый вечер… – заявила она мне. – Джима нужно было отвезти в больницу. И тогда он не заразил бы маму. Можно было спасти их обоих.

Это казалось бредом, но все же…

Я была очень рада вновь оказаться в нашей студии с Розой.

– Ты никогда не сможешь полностью оправиться от этой потери, – сказала Роза. – Но твоя мама будет с тобой. И ты снова будешь счастлива, Нони. Я понимаю, что это кажется невозможным, но она поможет тебе в этом. Потому что она очень хотела, чтобы ты была счастлива. Я точно это знаю.

Я нашла утешение в работе. Мы получили новую швейную машинку Зингера, и Роза сшила по моим эскизам платье, которое понравилось мистеру Бартлетту. Его выкройка будет в нашем каталоге.

И все же я так скучала по маме! Кое-как прошел первый месяц. Однажды я вышла из «Уорд» и увидела на углу Тима Макшейна. Он взял меня за руку и повел через улицу, к своему «Олдсмобилю».

Тим помог мне подняться в машину. Я села вплотную к нему, и мы поехали на север, а потом на восток, в маленькую гостиничку с убогими номерами на Стейт-стрит, где злая фея целиком овладела мной.

Так все и началось.

Гостиница на Стейт-стрит

1903–1911

Бабушка Онора никогда не рассказывала, что женщины, попавшиеся в лапы злой феи, то уходили в ее волшебную страну, то возвращались из нее. Но со мной в последующие восемь лет все происходило именно так. Хотя Тим уверял, что у них с Долли отдельные жизни, на самом деле жили они вместе. Он снимал люкс в отеле «Палмер Хаус» через холл от ее номера. Однако он также снимал еще и комнатку в маленькой гостинице на Стейт-стрит неподалеку от собора Святого Имени Господнего, и эта большая церковь из белого камня всегда служила мне укором, когда я возвращалась от Тима в свою реальную жизнь. Мы встречались каждую неделю, по вторникам и четвергам, с четырех до семи, когда у Долли были назначены специальные косметические процедуры, за исключением Рождества, которое я проводила со своей семьей, и августа, когда Тим с Долли уезжали на курорт, в Саратогу.

Иногда он звонил мне в «Монтгомери Уорд» и со свойственной ему наглостью заявлял моей помощнице, что миссис Долли Мак-Ки хотела бы увидеть последние эскизы мисс Келли или желает примерить одно из платьев. Верьте или нет, но Тим использовал Долли в качестве связующего звена между нами. Она об этом и не догадывалась – по крайней мере, так думала я, – а в «Монтгомери Уорд» все, разумеется, были в восторге оттого, что великая Долли Мак-Ки заказывает наши модели. В том числе и Роза, которая не только разрабатывала выкройки для Долли, но и превращала их в великолепные платья. Это были не сказочные вечерние наряды, в которых Долли выходила на сцену, и даже не дневные костюмы, в которых она появлялась на ланчах в ресторанах «Хенрикки» или «Бергхоффе». Нет, наши простые платья она надевала в своей «приватной жизни», как об этом написала «Трибьюн» в заказанной Тимом статье, где в качестве иллюстраций были использованы мои рисунки Долли в наших изделиях.

Стоит заметить, меня настолько мучили угрызения совести, что я была уверена, что не смогу смотреть Долли в глаза. Однако теперь я непринужденно смеялась с ней за ланчем и вела всю свою семью в театр Маквикера, когда в город на гастроли приезжал Кохан. Долли пела со сцены «Поверь мне, если бы эта магия молодости» и продолжала уверять Джорджа М. Кохана в своей преданности, тогда как вне подмостков Тим изменял ей со мной каждую неделю.

О, вначале я очень переживала. В первый год я сто раз обещала себе больше никогда не подниматься по крутой лестнице в тот гостиничный номер. Но Тим сказал, что на самом деле я очень помогаю Долли, поскольку он стал намного добрее и заботливее по отношению к ней с тех пор, как мы начали встречаться с ним на Норт Стейт-стрит. Должна признаться, я и сама стала мягче относиться к Генриетте. Сестра уже не так меня раздражала. Она все так же брюзжала и заводилась с полоборота, но теперь я твердила себе: «Она просто расстроена». Тим объяснил, что женщины нуждаются в сексе не меньше, чем мужчины, но большинство из них не знает об этом.

– Разговоры о любви всегда заводят тогда, когда на самом деле хотят секса, – любил повторять он, как будто любовь была величайшим надувательством на свете.

– Полагаю, ты судишь исключительно по собственному опыту, – сказала я ему, одеваясь, года через полтора после начала нашей «особой дружбы», как называл это Тим.

– Конечно. «Ты меня любишь?» – кривляясь, произнес он высоким голосом. – Да откуда мне знать, черт побери? Никаких этих глупостей у нас с Долли нет, и с тобой тоже, Нони. Прости – Нора.

Я с самого начала настаивала, чтобы он называл меня только Норой. Нони – это реальная я, девушка из Бриджпорта, которая по воскресеньям к десяти ходит на мессу в церковь Святой Бригитты, которая каждую пятницу отдает Генриетте свою долю платы за квартиру. Которая плясала на свадьбе у Розы, когда та в 1905 году выходила замуж за Джона Ларни, и которая два года спустя шла по берегу озера Мичиган с Эдом, который с прозаической грустью объяснял, почему они с Мейм никогда не поженятся.

– Политика, – сказал тогда он. – Она не понимает, почему я столько времени трачу на предвыборные кампании и выборы. А я рассказал ей о том, о чем нам когда-то говорил дедушка Патрик. Помнишь? – спросил он.

Конечно же, я помнила. Это было вбито в наши головы. Политики спасут нас. Ирландцы умирали во время Великого голода потому, что у них не было своих олдерменов и руководителей избирательных кампаний. «Если бы у нас в парламенте были свои люди, из страны не высылали бы продовольствие. В результате не был бы убит один миллион людей», – говорил дедушка Патрик.

– Ну, не знаю, Эд, – сказала я. – Иногда трудно себе представить «Банщика» Джона Келли или «Подозрительного Тупицу» Маккену в качестве политических фигур с благородными целями. Что бы сказал о них дедушка Патрик?

– Просто несколько гнилых яблок, – ответил Эд.

– Знаешь, Эд, Мейм не нравится ни выпивка, ни ее любители, а политики вечно ошиваются по таким заведениям.