Транзит: Звёздная Гавань - Андрей Бабиченко

Развивавшаяся тряпка с порванным символом, знаменовавший флаг и аббревиатурой:

К – колонизационные;

С – силы;

З – увы позабыв.

Голи кашлянул, обратив внимание Адена на проделанную временем дыру, насквозь неё, внутри, изготовленным материалом с облезшей краской, отблёскивало некое подобие вычислительной машины.

– Говорят, они были на вроде просветителей. Дарили неразвитым народам технологии, брали шевство и, через определённое время, принимали в своё галактическое общество. Во всяком случае, так говорят. – с долей разочарования от сказанного Голи развёл руками. – Есть, конечно, одна теория, что они вроде, ну, не сказать, прародителей, но точно предков наших теперешних угнетателей. – он было постарался это шепнуть на ухо Адену.

– Вздор! – заорал Ганкер.

Эта маленькая информация его не на шутку раззадорила.

От скрежета его зубов, Аден невольно потёр пальцем в ухе, пытавшись унять неприятный звук.

– Это всё – вонючий, тупой, бред! – уставив указательный палец к Голи, заявил Капитан. – Ложь!

Маленький механик задрожал, ощутив как его за шкирку схватили и будучи готовым, получить неприятное столкновение кулака, со своей челюстью отвернувшись, был отпущен.

Его испуганный взгляд проводил вперёд себя Ганкера, яростно пинавшего песок и размахивая руками проклиная всё на свете.

Выйдя на чистое пустынное поле, из слоя песка, заявлялись арки.

Ими образовывались колонны, погосты зданий и жилых домой.

В высоту не превышающих более трёх этажей, хоронился утерянный в вечности город.

С дуновением ветра, как пыль, что согнали взмахом руки, пред ними всплыли грозно нависшие развалины.

Воя ветром, от дыр в проёмах, осыпанных остатков постаментов, здесь по сей день сохранились плитчатые улицы, запустевшие акведуки и фарфоровые купальни, теперь заместо воды, полные крыши песков.

– Что это всё? – удивился Аден.

Ревя развалинами города, выросли пьедесталы поклонения обитавшего и сгинувшего народа.

С тотемами и масляными лампами, при помощи цепей и болтов, накрепко переживших века.

– Это история. Похороненная, навечно скрытая. Единственная, сохранившая страшные преступления, твоих. – Ганкер ткнул в Адена пальцем. – Хозяев.

– Но, учение великого единение говорит нам. – хотел было возразить Аден.

– Великое единение!? – насмешливо воскликнул Ганкер. – Мы теперь будем верить каждой дурной книжонке, чьё место в двигательных турбинах Горгоны и там же её… я уверен. – заверил Ганкер. – Неграмотного создателя. Глупого, но безумно жадного до управления – дурака.

Их продуло ветром, вздымая к небу обёрнутое полотно, как-бы поддерживая слова капитана.

– Хочешь знать? А я тебе расскажу, что тут случилось.

С его уст излилась крошечная история, взмахами рук, ярко описывая дела давно минувших событий.

Представьте себе племя Кхаерас – это низкорослые звездопоклонники, воздвигавшие по всей пустыне Аерас многобожнические храмы.

Вокруг них, формируя примитивные поселения, по утраченной вместе с гибелью племени технологии – орошая песок.

Поселения становились полисами из песка и камня, региональными центрами по всей планете, во главе их, возвышая треугольные храмы – центры и места поклонений небесным предтечам.

Внутри своих возведений, бережно храня реликвии, главную из которых – сотканные из драгоценных металлов саркофаги, каждый один, для одного отдельно взятого.

По традициям Кхаерас, содержа внутри себя не тела, а дар.

Безвестный неоценимый подарок, с их слов: – колыбель, на коей зыждеца вся жизнь.

С ростками первого светского общества, в их мир пожаловали люди, ошарашивая на огненных колесницах небеса, достаточно от одного только этого вида, мгновенно провозгласившись мессией.

Сбывшимся пророчество, когда потомки богов, предшественники золотого века, должные взабрать всех на свой ковчег, избавив от забот, усёсши в дебри звёзд.

От глупых преданий, разбившись о первые бомбы, в грибовидном пламени ядерного пожара поглотив их всех.

– Получается, была война.

– Война!? – рассмеялся Ганкер. – Легко сказать… Истребление, геноцид. Невообразимый ужас, что, кстати, нас ждало в обозримом будущем. Подобное уж никак нельзя назвать войной.

Посреди древних развалин, восставала великая пирамида, ключевой частью города, нависши над всеми постройками, треугольной верхушкой отсвечивая последними дневными лучами.

Оглянув последним проблеском, над пиком завыла буря, непомерной преградой, надвигаясь сюда с пустыни.

Остановясь на долгих ступенях, тысячами-тысячь перекладинок спускавшимся к похороненному временем городу и от него к изголовью, Ганкер поднялся выше Адена и Голи, оттуда прикрываясь мотком тряпья обратившись:

– Так что, скажи мне Аден. Глядя на всё это, что, по-твоему, великое единение?

Аден не был готов отвечать.

Оказав сопротивление сильному ветру, припав всем весом тело к ступени, борясь, не давая буре подхватить и унести себя.

– А это и есть история. И её пишут победители. Кто сильнее – тот и прав. Только, что хуже: умереть сразу, как они или наблюдать, как на протяжении десятилетий извращаясь над ним, гибнет твой народ.

Поднявшись выше на три ступени, капитан мотнул головой и окрикнул Голи.

Высказав на ухо маленькому механику, что эмоционально взорвало его.

От разочарованного взгляда и более громкой интонации, обрывисто услышав:

– Это необходимо сделать. Подготовь всё.

– Но, я рассчитывал. Я так долго готовился к этому моменту.

– Никто другой. Винн, Зак, кто ещё бы мог справиться. Сейчас не время для спора и обсуждений! – рявкнул капитан. – Горгона должна быть на ходу и когда мы закончим, я не собираюсь тут задерживаться.

Перешагнув Адена, Голи разочарованно отправился к бушующей буре, скрывшись в ней, оставляя капитана и Адена на пути к вершине древнего постамента.

Внутри храма, подпирая высотные потолки, мостились разукрашенные камнем стены.

С каждым отрезком от давно потухших факелов, повествуя отдельной историей, от жизни, возведения и смерти.

Как, гигантская записная книжка, умещая в себе каждое событие.

Единственным возможным, Аден и Ганкер продвигались ходом бывших половников.

Цепляясь за одежду, до колен идущих наполнился густой туман, под озвуки в отдалении таящего зова.

Будто грузный выдох, звуча отовсюду и одновременно нигде.

Зябкость, создаваемая туманом, можно было описать, как «липкую».