Тени леса - Виктория Войцек

Сагвар — место прибыльное. Есть, где размахнуться. Таверны не похожи на то дерьмо, к которому я привыкла. Вместо пыльных мешков и проеденных насекомыми покрывал — настоящие кровати и одеяла, такие большие и удобные, что я невольно вспоминаю детство, когда утопаю в мягкой, набитой перьями подушке.

Сюда приезжают торгаши из соседних тоу, ставят столы на широченных улицах, раскладывают всевозможные товары: от сладостей в маленьких завязанных лентами мешочках до оружия. Последнее оказалось настолько ладным, что десяток су я выложила за кинжал, похожий на листок из темного металла. Старый же обменяла в ближайшей лавке. В отличие от многих, я не даю вещам имена, не привязываюсь к ним. Как и к людям. Главное — чтобы не подводили.

Стало быть, мы здесь, в Сагваре. Тратимся, пьем и веселимся. Народ-то тут щедрый. Мне не раз уже в тавернах в ладонь вкладывали по одному су, а я делала вид, что улыбаюсь, обнажая белые зубы. И мне улыбались в ответ. Да, я могу казаться приветливой. Да, потому что мне платят. Накиньте пару су сверху, и я вам даже станцую!

Только всякий раз компаньоны напоминают, что мы здесь не развлечений ради.

Причина, по которой гильдии понадобились именно мы, довольно банальна: местные горе-охотники, состоящие в ней, умирают. Такими темпами последние из тех, кто остался в живых, просто сбегут, сославшись на проклятье. Ведь куда легче поверить, будто от тебя хочет избавиться озлобленный невидимый мужик, ага, чем пораскинуть мозгами и понять, что же происходит на самом деле. Да и откуда там мозги-то? Раз уж эти недомерки (поверьте, я видела их в стенах гильдии) оставили свои семьи и отправились в другой город в надежде хорошенечко заработать.

Да-да, вас интересует, чем от них отличаюсь я. Тоже сбежала из дома, тоже встряла в какую-то задницу, тоже в конечном итоге вышла на гильдию охотников за головами. Разница очевидна: я жива, а они — нет. Смекаете? Даже Сатори на их фоне выглядит не такой бесполезной. По крайней мере, она не строит из себя героя, не лезет вперед. И молчит. Ах, как же мне нравится, когда она молчит.

И вот мы уже стоим на окраине Сагвара — там, где дорога делится надвое, — перед невысоким одноэтажным зданием. В нём, говорят, жила последняя из пропавших. Возможно, живет до сих пор, просто никто проверять не желает. Проклятья боятся. А может, врут они все. Может, давно уже зашли, стащили то, что можно продать, только сознаваться не хотят. Кто ж в здравом уме скажет, что обчистил дом пропавшего товарища? Гильдия охотников друг за другом, мать их.

— Чуешь?

Это произносит Дио. И, по обыкновению, облизывается.

У меня не настолько чувствительный нос. Да только и без того понятно, что хочет донести до меня стоящий рядом Торре: воняет гнильем. Где-то совсем рядом. И когда я тяну дверь на себя, вонять начинает сильнее.

Она все еще здесь — эта девочка с белыми волосами, одетая в простецкое платье. Лежит на полу неподвижно, точно спит. А на ногах босых изрезанных сидят бабочки. Десятки синих бабочек, влетевших в дом через приоткрытое окно. Эти большекрылые твари чуют трупнину не хуже пещерных. Мерзкие падальщики!

На столе стоят высохшие цветы. Прямо в глиняном горшке, как у моей мамки. И тащат же девки в дом всякую бесполезную дрянь. Бесполезную, но красивую. Впрочем, погибшие цветы выглядят всяко лучше погибших людей.

Прижимаю к носу ладонь: от такого запаха может и стошнить. И сколько девка тут лежит? И как (это более интересно) она вообще померла?

Никаких признаков того, что в дом вломились. Следов убийства тоже нет. Она просто легла, просто уснула, просто сдохла. Шкафы закрыты, ящики нетронуты. Если кто-то и приходил, чтобы нажиться, он был явно туповат. Как можно упустить из внимания кованый амулет, который болтается в углу? Цена такой вещице — су, не меньше. И, кажется, — безделушка бесполезная. Но если присмотреться, в переплетении узоров можно увидеть знак одного из духов.

Что, не защитил тебя хранитель?

Молчит. Не защитил.

— Я бы назвал это красивым, — задумчиво произносит Гарольд и указывает на шелестящих крыльями бабочек, — если бы это не было таким…

— Жутким, — выдыхает Зенки и закрывает лицо руками.

Он высказывает то, о чём в данный момент наверняка думает каждый. Правда, когда я вошла внутрь, то в сердцах воскликнула: «Трахните меня веслом». Но «жутко» тоже неплохо подходит к открывшейся перед нами картине.

Ах, да, совсем забыла упомянуть: Зенки, наш милый Зенки, — кириан. Потомок парящих — крылатых созданий, которых вы, быть может, и не встретите никогда за всю свою жизнь. Но славятся они не столько умением взмывать в небо, сколько тем, что открывают двери в Пак'аш. А там, как известно, живым не рады, ага.

Что же до Зенки, он не только неплохой лучник и отменная кухарка, но еще остроухий и красивый, настолько, что, если бы умела, воспела бы его красоту. Но пока я могу лишь попытаться срифмовать его имя со словом «задница». Как ни странно, даже у меня это не получится.

Важно ли это для моей дальнейшей истории? Едва ли. Как и то, что у Зенки русые волосы, а глаза — цвета мокрой древесины. Но так о нём можно заиметь хоть какое-то представление. А я все-таки стихотворец. Я обязана показывать образы словами.

— Они думают, я буду искать того, кто ее убил? — Обхожу девочку, попутно пытаясь согнать бабочек с ее тела. — Не на того напали. Мое дело — прийти, выполнить поставленную задачу, взять деньги и уйти.

— Твоя задача — понять, что случилось, — вежливо поясняет Лиат. Будто это без него не ясно!

— Она сдохла! — Картинно взмахиваю руками и пытаюсь изобразить какое-то подобие улыбки. — Загадка разгадана.

— Ты думаешь, это забавно?

За меня отвечает Дио: кивает, точно голова на шее не держится. Ему кажется смешным многое из того, что я говорю. Порой думаю, что его просто забавляют звуки моего голоса.

— Только давай без своих занудных речей, ага? Ни я, ни ты не были с ней знакомы. Я не поверю в то, что ты испытываешь что-то, кроме отвращения.

Опускаюсь на колени. Слышу, как рвется тонкая ткань.

Я ненавижу платья. Они входят, наверное, в тройку вещей, без которых я спокойно проживу: платья, Сатори и удары по морде. Нет, не так: Сатори, удары по морде и платья. Но в некоторых городах женщины не имеют права носить иную одежду. И, поверьте, галлерийку от галлерийца отличить легко. Даже если я суну в штаны свернутый платок. Даже если суну десять. А потому я хожу в белом кружеве, похожая на пену, украшающую кружку траува. Меня так и хочется сдуть! Я чистая, с заплетенными в косу волосами. И, стоит глянуть в отражение, как понимаю: не я это. Духами клянусь! Не я. Меж черных прядей виднеются белые цветы. Они словно пустили корни в мою голову. Так думают люди и в спину кричат: «Эйхэт! Тиррмас Эйхэт!». И улыбаются, стоит мне обернуться на голос. А ведь я и правда Тиррмас Эйхэт, будь она неладна, их Хранительница Трав, черноокая, белоликая. По крайней мере, напоминаю стоящую в храме деревянную фигуру. И это несколько раздражает. Но приходится делать вид, что мне приятно такое сравнение. Стиснув зубы и сжав пальцы в кулаки.