Прости меня, если сможешь - Яна Ясная

Ярко-голубые глаза злобно сощурились.

— Ай-яй-яй, мистер Тернер! Что сказала бы ваша почтенная маменька? В какой ужас она бы пришла, увидев, как вы едите всухомятку, не помыв руки, да еще и разговариваете с набитым ртом!

— Конечно, всухомятку, — выцепил я одну претензию, пропустив мимо ушей остальные, — ужина-то нет!

— Откуда мне было знать, что вы будете ужинать на полдник?!

— «Ты», Лиза, «ты».

Глаза темной как-то странно сверкнули и она, сменив тон, вдруг совершенно спокойно спросила:

— Зачем?

— Мне так проще. — Мне — нет. Я пожал плечами: — Можешь считать, что фамильярничанье со мной является частью твоей невыносимо тяжелой трудовой повинности. Где, кстати, свежий хлеб? Я не нашел. Выражение лица Лизы сделалось каменным. — Я не купила. Она стояла передо мной напряженная, зажатая, будто готовилась атаку отражать, и я против воли сбавил обороты и поинтересовался как можно миролюбивее:

— А что ты делала на чердаке? Темная пересекла кухню и шлепнула передо мной мелко исписанный лист бумаги. — Заменить стекла, заменить крыльцо, заменить пол террасы… со знаком вопроса?

— Он пока держится, но начал подгнивать, — невозмутимо пояснила Лиза, впрочем, ясности для меня не прибавилось.

— Ставни, ковер на главной лестнице, полки в библиотеке, лампы, дверь, щель, ванные, трубы… что это такое все?

— Это еще не все, там еще с обратной стороны! — Я машинально перевернул лист, бросил взгляд и тут же снова вперил его в темную, и та пояснила, глядя на меня с вызовом: — Это перечень необходимого минимума ремонтных работ.

— Для чего? — Для того, чтобы сделать этот дом пригодным для жизни! — Лиза, — вкрадчиво уточнил я, — Мы здесь живем? — Живем, — нехотя признала «беззащитная девочка», уже понимая к чему я клоню. — Значит, этот дом пригоден для жизни!

Лиза Миллс смотрела на меня так, будто раздумывала, что лучше — отвесить мне подзатыльник или сразу прибить к чертям. Такой взгляд периодически появлялся на лице Камиллы, потому и был мне прекрасно знаком. Однако в исполнении темной выглядел как-то иначе… выразительнее, что ли? Весомее.

— Как долго мы будем здесь жить? — вдруг спросила она.

Я пожал плечами. Пока что современный городской особняк в самом центре не манил меня совершенно.

— Неделю? Две? Больше?

— Больше, — поразмыслив ответил я. Мне здесь нравилось. А нудящий женский голос над ухом — это не страшно. Их же не четыре.

— Тогда я пожалуюсь в комитет о ненадлежащих условиях содержания, — выдала девица и уставилась на меня с торжеством.

— Чего-о-о? — против воли протянул я и, откинувшись на спинку стула, даже отложил бутерброд.

— Вот, тут все написано.

Лиза покопалась в переднике и выудила, чтобы шлепнуть передо мной поверх списка, — прямоугольную брошюру. «Памятка для отбывающих срок с правом искупления». Я даже не стал ее открывать. Интересно, зачем ей это вообще нужно? Тоска по утерянному дому? Попытка завоевать мое расположение? (Хотя нет, если бы она хотела завоевать мое расположение, меня бы ждали хлеб и ужин, а не нотации и список ремонтных работ). Желание чем-то себя занять? Принести пользу обществу в моем лице?.. Я спросил бы, но мне было интереснее угадать.

— Черт с тобой, делай, что хочешь, — я отодвинул все бумажки в сторону и снова взялся за бутерброд, пробормотав себе под нос: — А ведь я всего лишь попросил свежего хлеба купить…

Лиза, помедлив, протянула руку и забрала свою макулатуру. — О хлебе… — Завтра купишь, — отмахнулся я. — Куплю, — она вздохнула. — Если денег дашь. — Каких денег?

Она молча достала из «волшебного» макулатурного передника чек и положила передо мной.

— Я тебе это на неделю выдал!

— Ну… — прозрачно-голубые глаза смотрели на меня с кристальной невинностью. — Ты же сказал, что я могу делать, что захочу…

— Я это сказал после, а не…

Так. Стоп, Мэтт. Вдох. Выдох. А то ты свой бутерброд не доешь никогда, вы и так с ним сейчас, как двое возлюбленных, которым не суждено быть вместе из-за черноволосой стервы-разлучницы.

— Лиза. Сделай доброе дело — Уйди. — Дам я еще денег.

— И…

— Ужин потом приготовишь.

— Еще к нам завтра плотник придет. Возможно… — выражение лица ее сделалось задумчивым.

— Лиза!!!

— Ладно, ладно, — она наконец повернулась ко мне спиной и направилась к дверям. Подумаешь, хлеба не купила, чего ж так орать-то?..

Лиза

Я очень старалась не смеяться и, опасаясь, что трясущиеся плечи и сдавленные похрюкивания выдадут меня с головой, почти вылетела из кухни, состроив на всякий случай оскорбленный вид. Настроение, напрочь испорченное нетолератнтной бакалейщицей каким-то чудесным образом после разговора с носорогом улучшилось. Возможно, это было как-то связано с тем, что он категорически отказывался на меня злиться. Вот наотрез. Уж я и так, и так пыталась вызвать его на скандал, спустить пар и убедиться в том, что все светлые не заслуживающие моего внимания подонки, а он не злился и все тут. И даже сдвинутые к переносице темно-рыжие брови не могли меня обмануть. Ему правда было плевать и на не выполненные указания, и на мое самоуправство. Настолько плевать, что это даже создавало какое-то неправильное в моем положение ощущение вседозволенности.

Может быть, это проверка? Усыпляет мою бдительность? Надеется подловить на чем-то пострашнее бытового неповиновения и под благовидным предлогом сдать обратно?

Бес его знает…Но надо быть осторожнее и границы проверять потихоньку. Родовой символ не просто так выбирается. Ласка на вид — милейший зверек, но при этом один из самых агрессивных хищников на планете. Мне снова почему-то вспомнилась ночь, и раскаленный воздух в спальне, и надвигающееся на меня тело — и по позвоночнику пробежала дрожь. Я даже плечами передернула. Правильно, Лиза. Помни об этом. Особенно — когда тебе хочется шутить и подначивать бывшего врага. Особенно — когда он шутит в ответ.

Остаток дня прошел невыразительно. Вооружившись новейшими разработками в области чистящих средств, я вернулась в ванную, полная решимости на этот раз довести ее до совершенства. И на удивление — мне это даже удалось. «Чистоблеск» в полной мере себя оправдал. Настолько, что даже стало немножко жаль убитого утром времени.

Потом я взялась за ужин, который стараниями и заботой миссис Тернер, достаточно было достать из холодильника и разогреть (перетрудилась!).

Ели мы в тишине. Я — погруженная в путаные мысли о прошедшем и грядущем. Мэтт — в газету. Было настолько тихо, что я даже чуть вздрогнула, когда светлый издал недовольный хмыкающе-фыркающий звук.

— Что там? — не утерпела я.

Эта газета манила меня с тех самых пор, как я увидела ее на столике, рядом с небрежно брошенными ключами от машины. Очевидно, Мэтт купил ее по дороге домой. Мне нужна была информация о происходящем в мире, но я боялась показать излишне живой интерес.