Моё солнечное наваждение - Наталия Романова

Ни когда понял, что завещание Дмитрия Глубокого не шутка, а слёзы неверия в глазах Нины пройдут не скоро, а может и вовсе не пройдут.

Но уже несколько дней Герман жил с желанием заглотить огромную дозу алкоголя, чтобы позволить мозгам и разбушевавшемуся сердцу отдохнуть. Скинуть чёртово напряжение, связывающее нервные окончания в узлы, вены в петли.

Нежелание решать проблемы? Жажда ухода от реальности? Пресловутая наследственность?

Герман переступил порог пентхауса, не зная, что ожидать. После злосчастной «беседы» пролетела неделя. За эти семь дней он видел Ярину всего один раз, вернее — мелькнувшую тень за спиной, когда сидел на кухне, подложив ногу под задницу, и смотрел в монитор макбука. Считал — Ярины нет, шляется где-то со своим царевичем Елисеем или подружками, оказалось — ошибся. Сразу встал, отправился к себе. Выдержать щенячий, абсолютно несчастный, влюблённый взгляд девушки, которую нечаянно полюбил, он был не в состоянии.

Из одной из комнат доносилась музыка, Герман решил пройти мимо, не удалось. В помещении неизвестного предназначения — дизайнер утверждал, что это «малая гостиная», Герман считал, что царивший там минимализм с хайтеком превращал «гостиную» в процедурный кабинет Швейцарской клиники, — крутились девчонки. От неожиданности он остановился, уставился на гостей. Совсем молоденькие, лет семнадцати-девятнадцати, расширенными, восторженными глазёнками взирающие на окружающую их роскошь. У кого-то лицо покрыто подростковыми прыщами, у кого-то детские, пухлые щёки, не тронутые веяниями моды, у кого-то толстовка с героями Marvel максимально не подходящая интерьеру вокруг.

Новые подружки Ярины из института? Точно, она поступила на бюджет, почему-то ей это было важно. Первокурсницы-бюджетницы. Вот бывшие одноклассницы вписались бы в интерьеры пентхауса, как влитые.

— Здравствуйте, — услышал он неуверенный голосок Ярины.

Она подскочила с кресла, подпрыгнув, как каучуковый мячик. Взгляд Германа упал на маленькие ступни, конечно же, в разных носках. Детский сад какой-то! Ноги переступили на месте, захотелось увидеть, как они поднимаются на цыпочки, почувствовать телом движение тела, напряжение, рваный выдох. Сумасшествие!

— Привет.

— Мы вот… можно? — Ярина смотрела синющими глазами, и от этого взгляда хотелось взвыть. — Мы сейчас уйдём, — тут же заверила она, кивнув для верности пару раз, и наконец додумалась представить его подружкам: — Это Герман, мой… брат. Я вам рассказывала.

«Аня», «Дарья», «Иришка», — понеслось на Германа в ответ, он едва успевал кивать, не утруждаясь запоминать имена. Обошлось без Ангелин и на том спасибо.

— Куда пойдёте? — спросил он для приличия, впрочем, любопытно всё-таки было.

— В ночной клуб, — бодро ответила одна из подружек, произнесла название, которое ничего не сказало Герману. Откуда ему было знать, где проводят время восемнадцатилетние пигалицы, с общим бюджетом меньшим, чем он тратил на стакан минералки в баре. — Решили отметить месяц учёбы.

— Оу! — А что ответишь? Уже большие, куклам суп могут варить, не то, что по ночным клубам шастать. — Удачно повеселиться, — добавил Герман и отправился в гостиную. Вернее, в «большую гостиную», размером с волейбольное поле, точно сто шестьдесят два квадратных метра.

Присутствие посторонних девчонок на его территории нервировало. Почему? И сам не смог бы ответить. Шумные, как галчата, такие же неразумные, несуразные, немного смешные — что в них может раздражать?

Постояв у окна, смотря на город сверху вниз, словно титан, Герман уселся на просторный диван, утопая в мягкости натуральной обивки. Скинул, наконец, опостылевшие за день пиджак и галстук. Попытался расслабиться.

Всё хорошо, всё правильно, всё идёт своим чередом. Ты хотел, чтобы Ярина занималась своими делами, жила интересами девятнадцатилетней студентки, выбросила из головы влюблённость в «старшего брата». Получи, не говори, что не этого желал!

Что же тебя гложет, Марков? Ревность? Волнение за Ярину? Страх, что девчонка, по сути домашняя, не умеющая крикнуть: «Кыш!» впутается в неприятности? Желание спрятать её от всего мира, заграбастать в единоличное пользование? Жажда почувствовать вкус губ, тот, что отпил неделю назад, не успев насладиться на полную катушку? Банальное отсутствие секса? Неделя прошла с момента отставки Ангелины, от такого срока воздержания никто не умер, но молодой тридцатитрёхлетний организм, заведённый, как нечасто бывало, требовал скинуть напряжение.

— Я здесь посмотрю, можно? — Герман услышал девичий голос.

Поднял взгляд от пробкового покрытия пола, взглянул на стоявшую в дверях девушку. Невысокая, коренастая, назвать полной язык не поворачивался: молодое, упругое тело, пусть с лишними килограммами, всё равно остаётся молодым и упругим. В слишком коротком платье зелёного цвета, одновременно подчёркивающем мясистые ляжки и полную грудь.

Примерно так, по представлениям Маркова, одевались уличные проститутки, стоявшие вдоль дорог. Никогда в своей жизни Герману не приходилось общаться с подобным контингентом, даже в студенческие периоды безбашенной сексуальной активности, когда трахать хотелось всё, что шевелится — он брезговал придорожными проститутками.

— Смотри. — Герман пожал плечами, отвернувшись к окну. Пусть смотрит. Музеи мира, Лувр, Эрмитаж, Третьяковская галерея открыты для обывателей, в пентхаусы, подобные этому, экскурсий не водят.

— Огромная комната. — Зашедшая хлопала накрашенными ресницами, оглядываясь по сторонам. — А окно не разобьётся?

— Нет, — пришлось ответить Герману.

— Меня Лана зовут, — ни с того, ни с сего, заявила гостья.

Герман не скрыл удивления, посмотрел внимательно на девицу: та шла в его направлении, вихляя крутыми бёдрами. Господи помилуй, только малолетней гетеры сейчас не хватало!

— Лана — это Алана, Милана, Евлампия? — спросил Герман, памятуя об Ангелине-Анжелине-Алле.

— Светлана, — кокетливо ответила девчонка.

— Очень приятно, — коротко кивнул Герман, всё ещё надеясь на благоразумие Ланы-Светланы.

— У вас ламповый завод есть? — Какая осведомлённость…

— Производство светодиодов, — машинально поправил Герман.

Действительно, Дмитрий Глубокий был один из первых в стране, кто начал заниматься этим направлением, и впоследствии занял лидирующие позиции. Не основной род деятельности, но скидывать перспективное производство со счетов было бы глупостью со стороны Германа.

— А у меня папа бригадир на таком заводе, — с гордостью сказала Лана.

— Отлично.

Отлично же? Что он должен ответить? Поинтересоваться здоровьем неизвестного ему бригадира на «таком ламповом заводе»?

— Вы чем будете вечером заниматься? — Лана, не дожидаясь приглашения, уселась рядом с Германом, закинув ногу на ногу, выставляя вперёд бедро и мясистую ляжку, обтянутую чулком. Подол задрался настолько высоко, что показалась полоска белой кожи над кружевной резинкой.

— Не думал ещё. — Он отвёл взгляд от ноги. Право, неловко, когда тридцатитрёхлетнего мужика пытается снять нечто среднее между Винни Пухом и лягушонком.

— Пойдёмте с нами! — взвизгнула Лана. — Вам понравится! — Она облизнула пухлые, коротенькие губки, похожие на букву «о».

— Возможно, в следующий раз, — не скрывая раздражения, ответил Герман.

— Почему не сейчас? — Лана вцепилась в руку Германа. — Обязательно нужно пойти сейчас!

— Прости, Светлана, в следующий раз. — Он убрал пухленькие