Моё солнечное наваждение - Наталия Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всё равно, здесь… — Ярина неопределённо взмахнула руками, потупила взгляд.
Пришло время поговорить. Обозначить ситуацию с собственной эрекцией, что так некстати почувствовала девчонка. Ей должно быть противно, впрочем, как любой первокурснице, до которой домогается взрослый мужчина. Ни один мужик не может контролировать этот процесс. Последствия — обязан, сам стояк — не получится. Это может случиться в любой, самой неожиданной ситуации, иногда на женщину, с которой под страхом смерти спать не станешь.
— Ярина, то, что случилось в квартире — спонтанная реакция. У мужчин такое бывает. К тебе это не имеет никакого отношения… это вроде утренней эрекции, понимаешь?
Ярина нахмурилась, зыркнула исподлобья, в ответ не произнесла ни слова, и не должна была, не у неё зашевелилось в штанах при виде «родственника».
— Я твой старший брат, — твёрдо продолжил Герман.
Брат! Запомни это хорошенечко, брат! Повторяй утром, вечером и в обед, принимай, как мерзкий рыбий жир, трижды в день, пока не отрезвеешь.
— Вы мне не брат, — твёрдо ответила Ярина. — В четырнадцать лет правильно было представиться братом, чтобы мне стало проще принять ситуацию, и даже тогда я понимала, что вы… ты, мне не брат. — Он сознательно пропустил мимо ушей «ты», как обычную оговорку.
— Хорошо, — не стал спорить Герман.
Естественно, она понимала, что ни де факто, ни де юре — они не родственники. Ярина не хватала звёзд с неба в школе, но дурочкой не была. Обыкновенная девочка, способная сложить два и два.
— Хорошо, — повторил он. — Не брат, в любом случае, тебе не стоит бояться меня.
— Я не боюсь, — выдохнула Ярина.
Что это? Что? Вызов? Провокация? Демонстрация женского интереса? Чёрт возьми, что намешали в грёбанный гуакамоле?!
Герман переступил порог пентхауса после девяти вечера: снова специально задержался на работе. Если так дальше пойдёт, он переедет жить в офис, благо, при рабочем кабинете была жилая комната со всеми удобствами.
Неслышно прокрался мимо кухни, кинув в помещение беглый взгляд. Зашёл в свою спальню, упал на мягкий диван, уставился в окно, в очередной раз прокручивая в голове мысли, которые сводили с ума, заставляли сомневаться в себе, мире, собственном имени.
Поведение Ярины…
Если бы Ярина не была Яриной — девятнадцатилетней девчонкой, студенткой-первокурсницей, выглядящей, как полевой цветок, без претензий на собственную значимость, можно было бы сделать однозначный вывод, что она подкатывает к Герману. Неумело, иногда настолько по-детски, что он терялся, не знал, как реагировать. Будь это другая девушка, она бы давно оказалась в его постели, предваряя кувыркания в горизонтальной плоскости минетом.
Поведение «сестрёнки», конечно, льстило, как льстит любому мужику интерес хорошенькой девушки, но тем сильнее он злился на происходящее. Что за ерунда? Зачем каждодневные пляски у плиты, обязательный ужин к возвращению Германа с работы? Шорты, становящиеся изо дня в день короче. Кофточки, из-под которых явно просвечивали соски. Попытки сесть ближе, нагнуться ниже, облизнуть губы соблазнительней.
Именно попытки! Нелепые, иногда забавные, всегда некстати. Последнее Герман не забывал себе повторять каждый раз, как девичья фигурка оказывалась в опасной близости от его тела, провоцировала на откровенные действия. Всегда, стопроцентно некстати — не уставал он повторять себе.
Как, чёрт раздери, эрекция на девятнадцатилетнюю пигалицу может быть вовремя? Он не извращенец — вскакивать на девчонку, в глазах всего мира считавшуюся его, если не сестрой, то родственницей.
Он не неудовлетворённый прыщавый подросток с вечным стояком в трусах. У него есть любовница, которая, к слову, начала недовольно морщить нос от участившихся визитов Германа. Помалкивала, обслуживала, но морщилась. Может, подозревала что-то, может, устала ежедневно изображать похотливую кошку. Не мудрено, Герман сам от себя устал!
Самое неприятное во всей этой чехарде было то, что у Ярины имелся парень, пусть восемнадцатилетний, розововолосый и тощий, но был. Иногда приходил, Герман видел его кроссовки в прихожей, порой они с Яриной зависали в домашнем кинотеатре или громко спорили. Продолжали ездить в приют для бездомных животных. Елисей скользил плотоядным взглядом по телу подружки, она хватала его за руку и тащила вперёд, болтая их сцепленными ладонями в воздухе, как дошколёнок.
Какого чёрта она начала вести себя как заправская шлюшка? Или это он сошёл с ума? А девчонка просто стремится наладить отношения. У неё не осталось родных, кроме выжившей из ума бабки и мачехи, ненавидящей её в глубине души. Нормально хотеть наладить контакт с единственным «родственником». Герману известно чувство одиночества, желание иметь родную душу рядом, чувствовать безусловную поддержку, пусть всё и осталось прошлом. Перерос, пережил, больше не вспоминал.
Увлеклась кулинарией, мало ли какое хобби может появиться у человека. После занятий по биологической физике любому захочется медитировать, стоя у плиты. Герман никогда не видел Ярину употребляющей алкоголь, тем более под наркотическим опьянением. Она редко ходила в клубы, ещё реже пропадала ночами. Всё её время делилось на институт, зубрёжку, приют для животных и Елисея. У неё и подруг толком не было, или Герман о них не знал. Изредка проскальзывали рассказы об однокурсницах, кафе, в которое подруги заскакивали после лекций, иногда случаи, казавшиеся Ярине забавными. Человеку нужно расслабляться, Ярина выбрала такой способ. Точно лучше алкоголя или наркоты.
Одежда? Разрази его гром, а как должна выглядеть девятнадцатилетняя девочка дома? Надевать монашескую рясу? Тёплые штаны с начёсом? Жёваную, застиранную футболку, чтобы, не приведи господь, не вызвать плотский интерес в тридцатитрёхлетнем мужике, жившем с ней под одной крышей? Она в Германе мужчину видеть не могла, учитывая её специфический вкус на парней. Меньше всего Герман походил на тощее недоразумения с цветной башкой.
Он зашёл на кухню, надев маску доброжелательности. Ярина поминутно заглядывала через стекло в духовой шкаф, принюхивалась к запаху оттуда. Готовить за три недели она не научилась, каждый раз что-то не получалось, выкипало, подгорало, было странным на вкус. Однако попыток покорить кулинарные вершины не бросала, выбирала простые рецепты, но и в этом случае умудрялась накосячить.
— Что там? — Герман повёл носом.
— Мясо в горшочках…
— Понятно. — Уточнять, где она взяла горшочки для запекания, и какое именно мясо, не стал.
Ярина снова посмотрела в духовку, Герман глянул на склонённую девичью фигурку. Шорты, слава чертям, закрывали ягодицы, а вот разрезы по бокам доходили до края кружевного белья. Отлично! Она издевается, что ли?
— Что в институте? — произнёс он дежурную фразу.
— Сегодня три пары подряд была гистология и эмбриология.
— Сложно?
— Мне сложно. — Ярина вскинулась, открыла духовку, по кухне растёкся аппетитный запах. Надо же. — Аня говорит, ерунда.
Имя «Аня» Герман уже слышал. Та самая Аня, которая поступила по всероссийской олимпиаде? Или