Безмолвие девушек - Пэт Баркер

– Будет тебе, Мирон, сядь же, выпей.

Сомневаюсь, что Мирон его слышал. Он все чесал горло и под мышками, даже запустил руку под тунику и принялся чесать в паху. Воины стали переглядываться, что-то явно было не так.

– С тобой все хорошо? – спросил кто-то.

Мирон вдруг привалился к стене.

– Смотрите на этих мелких, нахальных гадов, – забормотал он. – Вы посмотрите на них.

Воины за дальней частью стола замолчали и подались вперед, посмотреть, что происходит.

– Смотрите на них, смотрите!

Кое-кто стал озираться, очевидно, ожидая увидеть троянских воинов, рвущихся в двери. Я знала, что он имеет в виду крыс, но их не было в комнате.

Ахилл поднялся на ноги. Мирон оттолкнулся от стены в попытке догнать что-то, видимое ему одному. Однако не прошел он и полудюжины шагов, как растянулся на полу. Не припал на колени и не осел медленно на пол – рухнул, как срубленное дерево.

На мгновение воцарилась тишина. Затем Патрокл подскочил к Мирону, перевернул его на спину и велел остальным расступиться.

– Дайте ему воздуха.

Воины расступились, чтобы пропустить Ахилла. Он опустился рядом на колени и надавил пальцами под мясистой челюстью Мирона.

– Потрогай, – сказал он шепотом Патроклу.

Тот ощупал шею Мирона и кивнул.

– Твердо.

Ахилл запустил руку под тунику Мирона и потрогал под мышками, после чего взглянул на Патрокла и едва заметно покачал головой.

– Лучше перенести его.

Четверо мужчин подняли Мирона, а пятый придерживал его голову. Когда они проходили мимо меня, я почувствовала запах, как от воды в вазе с забытыми лилиями. Ахилл стоял у двери и смотрел, как маленькая процессия пересекает двор. Патрокл между тем обходил столы и успокаивал людей, заверяя всех, что Мирон хоть и болен, но о нем хорошо позаботятся… Беспокоиться не о чем, ведь все знают, что Мирон крепок, как бык, и ему эта ерунда нипочем. Совсем скоро он встанет на ноги и всем задаст взбучку.

Патрокл даже забрал кувшин у одной из девушек и принялся сам разливать вино по кубкам, чтобы все выпили за здоровье Мирона. Взгляды людей были устремлены на него. Вскоре разговоры ожили, и снова звучал смех.

Ранним утром я отнесла Мирону болеутоляющий отвар, приготовленный лично Ахиллом. Я наблюдала, как тот прошлой ночью растирал травы и крошил коренья. По одной из легенд, Ахилл обладал удивительными способностями в искусстве врачевания. Не знаю, как оно было на самом деле, – отвар уж точно не исцелил Мирона. Впрочем, нужно отметить, что он действительно облегчал боль.

Мирон полулежал на подушках, растрепанный и потный, и по-прежнему расчесывал себе шею, под мышками и в паху. Его кожа дышала жаром, а язвы начали источать зловоние. Когда я, стиснув зубы, заставила себя ощупать его шею, он ухватил меня за талию и попытался повалить в постель. В тот миг я поняла, что рассудок покинул Мирона. Он все еще всматривался в тени и что-то бормотал о крысах, хотя ни одной не было видно. В редкие минуты его разум все же прояснялся, и в один из таких моментов я спросила его, как он себя чувствует.

– Я не болен, – раздраженно заявил он. – Это всё проклятые крысы, довели меня…

– Сегодня утром их было меньше.

Это было сказано лишь ему в утешение. Только потом я осознала, что это действительно так. Мирон чуть оживился и осушил чашу с темным горьким отваром. Я пообещала принести еще и ушла. Похоже, отвар и в самом деле пошел ему на пользу, но, вероятнее всего, потому что приготовил его сам Ахилл. Уже в дверях я обернулась. Мирон почувствовал себя гораздо лучше. Он даже сполз с подушек и подтянул простыню, чтобы прикрыть волосатую грудь.

Спустя пару часов я пришла в лазарет с новой порцией отвара. Каково же было мое потрясение от увиденного: Мирон скинул простыни и наполовину свесился с постели. Туника задралась, так что стали видны волдыри в паху; они выглядывали из-под черных волос, как жуткие, перезрелые фиги. Вся грудь и шея были покрыты рвотными массами, вязкой смесью слизи и желчи без твердых остатков; но он ничего и не съел в тот день, и почти не ел накануне. Мирон чесал одной рукой шею, другой – в паху. И кожа оказалась такой горячей, что едва я коснулась его, как тут же отдернула руку. Он что-то бормотал. Я решила, что он опять бредит о крысах, но затем услышала слово «огонь». Кажется, он говорил «в огне», но его глотка была так забита, что Мирон едва мог что-то произнести. Я предложила ему питье, но, очевидно, он был не в состоянии взять чашу. Я наклонилась и пролила немного темного отвара ему в рот. Его мгновенно вырвало. Я попробовала дать ему воды, но Мирон исторгнул и ее. По крайней мере, он смог прополоскать рот и смочить губы. Его тело буквально горело.

Когда появился Ахилл, даже в таком состоянии Мирон порывался сесть в попытке проявить должное уважение. При этом он вытягивал шею, словно хотел отстраниться от своей потной, зловонной плоти.

– Прости, – повторял он. – Я виноват.

– Не вини себя, – сказал Ахилл. – Крысы ушли.

Он пробыл несколько минут и ушел – само собой, чтобы омыться в море перед трапезой. Захлопнул за собой дверь, и на краткий миг я ощутила дуновение прохладного воздуха. Я задержалась ненадолго и сумела дать Мирону немного отвара. Его глаза начали закрываться. Вскоре он погрузился в глубокий сон, и я смогла вернуться в зал, где уже собирались командиры. Я взяла кувшин со стола и принялась было разливать вино по кубкам, начиная, как всегда, с Ахилла, но Патрокл забрал у меня кувшин и велел идти в спальню и передохнуть.

Ночью, когда я ходила проведать Мирона, мне показалось, что ему стало лучше. Он пребывал в ясном уме и говорил вполне связно. Но утром все стало только хуже, намного хуже. Мирон метался на пропитанных потом простынях и бормотал что-то невразумительное. Я позвала кое-кого из женщин, и мы вместе омыли его. Одна из них, не в силах стерпеть зловония, отвернулась, и ее вырвало.

Ахилл, едва вернулся с поля битвы, пришел в лазарет, еще в доспехах. Он замер в дверях, очевидно потрясенный. Губы Мирона были покрыты белой коркой, как поваленное дерево иногда покрывается грибками, и когда он пытался заговорить, кожа в уголках рта трескалась. Патрокл явился через пару минут и взглянул на Ахилла поверх кровати. Тот покачал головой.

– Я побуду с ним, – сказал Патрокл.

– Нет, тебе нужно поесть.

– Как и тебе… Ну же, ступай. Я останусь.

Однако Ахилл сел в изножье кровати и положил руки на стопы Мирона. Мне показалось странным подобное проявление заботы к человеку, который того не заслуживал, но Ахилл, очевидно, знал иную его сторону. В конце концов, они были друзьями.

– Принесешь немного воды? – произнес Ахилл.

Вероятно, он обращался ко мне, поэтому я взяла кувшин и набрала чистой воды из кадки у двери. Ахилл принял кувшин из моих рук и попытался влить немного воды Мирону в рот. Тот между тем бормотал: