Сердце люксума. Принцесса достойна смерти - Диана Соул

От усталости я прислонилась спиной к двери и сползла вниз, прикрывая глаза.

– А я смотрю, ты неплохо тут устроилась, принцесска!

Я едва не подскочила на два метра от неожиданности.

Из-под кровати выползал Курт. Сейчас, если сравнивать с утром, на нем была другая одежда – другие штаны и более светлый сюртук, исчезла шляпа, да и очков не было. Теперь мужчина, не стесняясь, зыркал на меня своими пугающе белыми глазами.

– Ты что тут делаешь? – прошипела я, не понимая, какие чувства вообще испытываю от его появления. То ли негодование, то ли подобие радости.

Нет, скорее уж, негодование.

– Решил удостовериться, как твои дела, – мужчина наконец встал, выпрямился в полный рост и стряхнул со своей одежды пыль. – Но вижу, что у тебя все в порядке. Могу идти.

Он направился к двери с явными намерениями уйти, я же не сдвинулась ни на сантиметр.

– То бишь ты обо мне волновался? – сощурившись, поинтересовалась я.

– Вот еще, – Курт попытался отодвинуть меня за плечо. – Вендинг мне щедро заплатил, за то, что я доставил тебя целой и невредимой. Так что я всего лишь проверил – в порядке ли твоя королевская персона. А то мало ли.

– И для этого ты залез под кровать? – продолжала спрашивать я, видя явные нестыковки.

Курт закатил глаза к потолку и раздраженно выдохнул:

– Ладно, меня попросила Жозефа, – все же сдался и ответил он. – Она в истерике примчалась ко мне полчаса назад, сказала, что ты исчезла из комнаты. Ни тебя, ни охраны.

– К тебе? Почему не к Вендингу?

– Потому что жить хочет, – гневно пробурчал Курт. – А я охотник. Жозефа буквально на коленях просила меня тебя найти, обещая горы люксума, а после грохнулась в обморок. Пришлось нестись сюда, смотреть, что к чему.

– Ты обыскивал мою комнату? – напыжилась я так, будто это действительно меня могло задеть. Хотя на деле тут даже ни одной моей вещи не было, кроме ворованной шубы.

– Да я только успел два шага сделать, когда ты с Вендингом появились в коридоре. Что мне еще оставалось делать, кроме как лезть под кровать. А сейчас будь добра, отойди с дороги. Скоро вернется охрана, а я не собираюсь попадаться ей на глаза. Да и Жозефу надо успокоить. И так до черта времени потерял.

С этими словами он достал из кармана тот самый прибор – часы-компас, мельком глянул, а после вновь убрал.

– Зачем ты на него все время смотришь? – спросила я. – Или думаешь, что портал откроется прямо тут?

– Не откроется, – буркнул Курт, кладя мне обе руки на плечи и словно игрушку переставляя от двери в сторону, чтобы дала пройти. – Через неделю-другую он вообще станет бесполезным, зато время по нему можно узнать всегда.

Он дернул дверную ручку и выглянул в коридор.

Я же стояла словно вкопанная и осознавала сказанное Куртом. Переваривала.

– Что значит бесполезным? – очень осторожно, как бы невзначай, спросила я.

– То и значит, восемнадцатилетний цикл завершится, и следующие полтора десятка лет все порталы будут открываться над вашими морями-океанами, так что самоубийц идти на Землю не будет, – еще более раздраженно прошипел мужчина. – А теперь будь добра, помолчи. Я слушаю.

И я заткнулась, сверлила карман на одежде Курта и понимала: он мне нужен, этот чертов прибор. Это ведь идеальный способ вернуться, буквально запрыгнуть в уходящий вагон поезда, и следующие пятнадцать или даже больше – шестнадцать лет никто за мной не будет гнаться и искать. У меня будет полно времени скрыться и замести следы, чтобы никто не нашел.

– Никого, – тем временем буркнул Курт. – Я ушел. Удачного тебе, принцесска, наверное уже не свидимся.

С этими словами он юркнул в коридор. Я проследила за ним взглядом, пока мужчина не исчез за ближайшим поворотом, а после закрыла двери комнаты.

– Боюсь, увидеться нам все же придется, – пробормотала себе под нос, потому что план хотя бы попытаться выбраться из этого мира уже рождался в моей голове. – Не хочу быть утонувшей лягушкой, надо хотя бы попытаться взбить масло*.

Сей

Отчий дом всегда хранит множество воспоминаний, как правило, детских, – в чем-то наивных и счастливых, в чем-то прогорклых и темных.

С возрастом многое забывается, но самое яркое остается навсегда.

Вот и сейчас, стоя у проржавелого чуть завалившегося набок забора, я смотрел на дом, в котором вырос, и будто заново переживал все то, что произошло со мной в этом месте.

Слишком много хорошего и плохого, чтобы потерять его, чтобы позволить отобрать у моей семьи по чертовой закладной.

И почему только мать не сказала, что дела обстоят настолько плохо? Или это я столь отвратительный сын, что сам не заметил этого?

Хотя кому я лгу? Я прекрасно все знал и понимал, оттого и отдавал больше двух третей своего заработка матери и сестре – им было нужнее, мне же хватало и оставшегося.

Я был уверен, что приносимого мной люксума должно хватать им на двоих, а также на лечение Глории, но это явно было не так. Мать попросту скрыла от меня, что ей пришлось заложить дом.

Я бросил взгляд вдоль улицы в одну сторону, затем в другую… Какой же я идиот, что не видел столь очевидных проблем.

Наш дом находился в хорошем для Центрума районе, не в самом дорогом, элитном и теплом, а именно в хорошем – со стабильным отоплением улиц, которого хватало ровно настолько, чтобы не скапливался снег, а если поставить во внутреннем дворе собственную маленькую теплицу и греть её люксумом, то можно даже вырастить урожай.

Все здешние домики и дворики были ухожены, заборы выкрашены, и в каждом ютилась такая “тепличка”, иногда даже две. Местному среднему классу хватало люксума на такие вещи, а когда-то, пока жил отец, и нам хватало. Но сейчас разница резала глаза.

Стены отчего дома стали обшарпаны, окна грязны и покрыты пылью, дорожка от ржавого забора до крыльца напоминала месиво из ледяной крошки и грязи, а тепличка давно промерзла и не приносила урожая.

Как же я был слеп? Или просто не желал этого видеть?

С этими мыслями я сделал шаг вперед и еще десять до крыльца, постучался в старенькую дверь.

Изнутри раздались тихие шаги, настолько тихие, что обычный человек не услышал бы их. Но я был охотником… да и шаги матери мог бы узнать из тысячи.

Тень мелькнула в смотровом окошке, и дверь тотчас же распахнулась:

– Сеймур! – радостно воскликнула мать, раскрывая объятия. – Я так рада, что ты пришел, хоть и не ожидала тебя сегодня.

И вправду, сейчас середина месяца, обычно я объявлялся в конце с люксумом. Отдавал и исчезал, не желая долго докучать. Мать, как правило, пыталась накормить меня, но мне не хотелось посягать на скромные запасы семьи…