Сад изящных слов - Макото Синкай

«Нет. Это не так. Всё было не так, — испуганно думал я, чуть не плача. — Я просто взял и бросил. Просто взял и сдался», — повторял я про себя, не открывая глаз.

Я обожал футбол. В младшей и средней школе я играл лучше всех. В старшей тоже занимался всерьёз, но за спортивной рекомендацией погнался не поэтому — считал, будто так будет проще сдать экзамены. В институте почти все товарищи по команде находились на несравненно более высоком уровне, и мой энтузиазм постепенно иссяк. Ко второму курсу я с ледяным спокойствием рассудил, что мне пора забыть о профессии футболиста и начать искать обычную работу. Развод родителей стал удобной отговоркой.

— Мне надо обеспечивать семью, а младший брат ещё школьник, — так я повторял друзьям по институту и по команде, но ни разу не говорил ничего подобного моим родным.

Я пришёл к выводу, что если у меня и был талант к футболу, то лет до пятнадцати, а потом у него истёк срок годности. Мне встречались люди со схожей историей. У человека в детстве проявляется какое-то врождённое чутьё, какие-то особенности развития, и это, а вовсе не приложенные усилия, позволяет ему обращаться с мячом с несвойственным ребёнку мастерством. Но по мере взросления его рост и мускулатура приходят в норму, проблески неординарности гаснут, и он превращается в человека среднего. Только и всего.

— Сё-тян не любит раскрывать душу. Но он добрый.

— Он и с вами добрый, Рика-сан?

— Да. И ведёт себя как взрослый, не то что я. Просто мне бывает неуютно из-за того, что он никогда не говорит о своих чувствах. И я понимаю, почему он предложил мне жить вместе: он знает, что у меня сложно с деньгами. Наши отношения складываются исключительно в мою пользу. Но я очень рада тому, как прошёл сегодня день.

— Вот я и говорю — любовь с первого взгляда.

Оба засмеялись. Меня переполняли стыд и жалость к себе.

«А кстати, я ведь для того затеял переезд, чтобы Рика бросила свои ночные подработки». До меня это дошло только сейчас. Нескончаемая тупая боль под рёбрами смягчилась, и я перестал отличать её от пожара, разожжённого похмельем.

«Мне ж теперь отсюда не встать!» — проворчал я про себя. И пока я молил, чтобы эти двое поскорее ушли из-за стола, на меня вновь навалился сон.

Переезд состоялся в первых числах августа, в отличный погожий день.

Рано утром я арендовал лёгкий грузовик и перевёз наше с Рикой имущество в старый дом, окна которого выходили на ботанический сад района Бунтё. Когда я посетовал, что у неё на удивление много вещей, Рика и Такао дружно отчитали меня, заявив, что для женщин это нормально, и я втайне пожалел, что их познакомил. Но как бы то ни было, с помощью Такао мы смогли разгрузиться ещё до вечера. Распакуемся потом, спешить некуда. С того вечера, когда мы пили втроём, прошло почти два месяца.

Когда я поспешно вынимал из картонной коробки принадлежности для ванной комнаты, с балкона до меня донеслись обрывки разговора:

— Спасибо, Такао-кун. Пойдёшь с нами ужинать?

— Извините, но мне сегодня на работу.

— Ну-у! На твоего брата я ещё успею наглядеться. Хоть сегодня побудь с нами!

— Я всё слышал! — сердито крикнул я, и ответом мне стал смех на два голоса.

Только посмотрите, как они сдружились! Я ощутил лёгкий укол ревности и невесело усмехнулся.

«Наверное, мать себя так же чувствовала», — вдруг сообразил я.

— Ну что ж, до скорого, — обуваясь, сказал Такао. — Зовите как-нибудь на обед. Снова приготовим что-нибудь вместе.

— Хорошо. Я тебе напишу. Пока!

— До свидания! — весело попрощался Такао и ушёл.

«Девушка, с которой он встречается, наверное, счастлива», — решил я. Мы с ним прожили в одной комнате пятнадцать лет, но друг друга знали плохо. А теперь, когда будем жить порознь, можем узнать получше. Надо и правда его пригласить. Пусть расскажет, что у него там за дама сердца. А заодно надо бы избавить его от кое-каких заблуждений насчёт меня.

— Какой милый мальчик! — всё ещё широко улыбаясь, проникновенно сказала Рика.

— Обратила внимание на его мокасины?

— А что?

— Самодельные!

— Да быть того не может! — неподдельно удивилась она.

«Ещё бы», — подумал я.

— Правда, они довольно неказистые. В последний год он с головой ушёл в обувное дело.

— Потрясающе! Мне кажется, его ждёт большое будущее. Может, он и для меня туфли сделает? — восхищённо сказала Рика, и я ответил со смехом:

— Ну не знаю. Ведь у подростков цели в жизни меняются каждые три дня.

Я и сейчас так считал. Возможно, для Такао изготовление обуви станет профессией. Рика может стать профессиональной актрисой. Или же ничего этого не будет. Любое твёрдое решение может однажды измениться. Ну и пусть. Ни в десять лет, ни в двадцать, ни даже в пятьдесят жизнь не делает остановок, а знай катит себе дальше, мечты и цели постоянно меняются, но никогда не исчезают. Вот как у меня: я бросил футбол, безуспешно пытаюсь освоиться на работе, но моя жизнь никогда не брала паузу.

— Думаешь? А по-моему, он особенный.

Рика стояла на балконе среди неприбранных вещей и, прищурившись, смотрела в небо. Клонившееся к горизонту солнце обвело её профиль сверкающим контуром. Я проследил за её взглядом и увидел маленький белый полумесяц, светившийся в небе, словно далёкое окошко. Он был столь же ярким, как и сияние, исходившее от Рики, когда она впервые предстала передо мной в луче прожектора.

«Она и сейчас далека от меня», — подумал я.

Песнь принца Юхара, посланная неизвестной девице. Поэт воспевает свою возлюбленную, уподобляя её дереву из легенды, растущему на луне. Он тоскует по благородной красавице, с которой может только видеться, но которая никогда не будет ему принадлежать.

«Может, мы ещё встретимся», — сказала та женщина.