Только моя Япония (непридуманное) - Дмитрий Пригов

И все это в пределах полугода.

Следующий юный преступник вырезал всю семью своего соученика. Объяснял он свой поступок тоже весьма туманно и сбивчиво, но хоть как-то и в какой-то степени, более приближенной к правдоподобности. Вроде бы на каком-то там школьном празднике или соревновании он ожидал более энтузиастической реакции от своего близкого друга и его семьи по поводу своих спортивных или художественных достижений, уж не припомню каких. Заметим, что в отличие от американских тинэйджеров, убивающих своих соучеников все-таки на расстоянии из винтовок с оптическим прицелом или в крайнем случае из какого ни на есть револьвера, наш подросток все это сделал обычным, но достаточно внушительным ножом. Это страшное, прямо-таки хищное, орудие убийства потом часто демонстрировали по телевизору со следами еще сохранившейся запекшейся крови. Ведь это надо же — ведь это же требуется подбежать, приблизиться к каждому телу, податливому и трепещущему, вонзить, погрузить в него по самую рукоять нож на всю длину гигантского лезвия. Потом выдернуть и, не обтерев, вонзить в следующее. Потом, может быть, поворочав его в мягкой всхлипывающей и податливой массе ослабевающей, опять выдернуть и погрузить в следующее. И все это еще полудетскими тонкими и не очень приспособленными, но уже жесткими и нервическими подростковыми руками. Бррр! И так по очереди всех пятерых членов неопомнившейся среди ночи семьи. По очереди. А они? Они сопротивляются, хватаются беспомощными ладошками за лезвие, мгновенно взрезая их почти до костей и обагряясь преждевременной кровью. Единственно, для меня до сих пор остается загадкой, как это пятеро людей, из которых трое вполне взрослых, не смогли если не защитить себя и родных, то хотя бы как-то избежать поголовного вырезания. Не знаю. Может быть, все были сонные и, просыпаясь на крик предыдущего зарезанного, не успевали осознать происходящее и предпринять хоть какие-то минимальные, даже просто инстинктивные, оборонительные действия. Не знаю. Может быть, они были обречены заранее и, понимая, даже по каким-то угадывающимся знакам и признакам зная это наперед чуть ли не в подробностях, вплоть до места и времени ожидаемого, просто смиренно принимали предопределение судьбы и ее карающую руку в виде нервической руки этого подростка. В общем, они себя не защитили, и никто иной защитить их также не смог. И все произошло самым убийственно-невероятным способом.

Но зачем уходить в такие соблазнительно-отвратительные и почти кинематографические ослепительно красочные подробности. Я вам лучше расскажу о случае, на фоне предыдущих выглядящем даже мило комичным и трогательным. Но все-таки. Расскажу вам о простом, на своем опыте пережитом, опыте свидетеля и прямого созерцателя, посему и более достоверном.

Однажды вечером, около семи, я услышал некое странное, будто бы собачье подвывание. Я выглянул из широкого, во всю стену открывающегося шторкой окна первого этажа. Подвывание усиливалось. Прошло некоторое время, пока я смог наконец локализировать место его происхождения, вернее, исхождения. Оно исходило из раскрытых ставен второго этаж дома напротив. Я прислушался. Некоторые прогуливающиеся мирные мелкобуржуазные японцы, мои соседи, приветливо улыбались, видимо не придавая звуку никакого значения. Я уж совсем было успокоился и собрался задернуть окно непроницаемой шторой, как на балкон этого самого второго этажа дома напротив в нелепой борьбе выволоклись два тела — мужчины и женщины. Как потом мне объяснили — давнишние муж и жена. Муж, судя по всему, что-то экстатически выкрикивая и словно стараясь объяснить нечто, диким способом пытался порешить свою супругу. Ну, не мне вам объяснять. По нашему многовековому родному опыту это все понятно от начала до различных возможных вариантов развязки разной степени тяжести и безвозвратности. Собственно, многие из нашего двора, естественно, без всякого восторга, но и без лишней драматизации вполне могут припомнить подобное из жизни своих пап и мам, дядей и тетей, соседей и соседок. Да и из своей, уже взрослой последующей, мало чем отличающейся от всех предыдущих жизней всех предыдущих поколений. И у Санька отец выпивши вытворял всевозможное, несообразное с его офицерским мундиром и достаточно высоким званием. И у Виталика отец, рабочий горячего цеха соседнего завода «Красный пролетарий», черный, злой и жилистый, регулярно, еженедельно почти насмерть забивал женскую часть своей многочисленной семьи. Да и за самим Виталиком гонялся по всему двору на неверных прогибающихся ногах. А мы наблюдали это. Но Виталик по трезвости и молодости был намного быстрее и увертливее. Так что не будем особенно уж требовательны к скромным и затерянным среди безумных обстоятельств жизни японцам, не дававшим нам, обществу и Богу, никаких конкретных обещаний и не бравших на себя никак конкретных обязательств по этому поводу.

В недоумении я стал быстро ворочать головой в надежде найти если не помощь в прекращении сего безумия, то хотя бы некоторое разъяснение и уточнение обстоятельств и персонажей происходящего. Однако соседи продолжали прогуливаться, изредка беззаботно взглядывая на балкон. Их детишки тут же мельтешили на велосипедах и велосипедиках, вполне увлеченные собственным производимым гвалтом. Да, народ устает и от самых острых пикантных зрелищ, повторяющихся с утомительной еженедельной регулярностью на протяжении длительного срока. Сколько можно ужасаться и удивляться, что достаточно пожилая пара, то ли хронических алкоголиков, то ли наркоманов, таким вот развлекательным способом подтверждает рутинообразность макаброобразно повторяющейся жизни. Когда уж совсем было нечего делать, люди снова вскидывали головы и просматривали небольшой отрывок драмы, достигавшей уже достаточно высокой степени трагедийного накала. Они выводили во двор своих, случившихся кстати, гостей ради этого небольшого развлечения. Гости, тоже посмеиваясь, глядели на балкон и обменивались какими-то зрительскими впечатлениями и, откинув легкий платяной полог дверного проема, уходили внутрь помещения, откуда слышались их негромкие переговаривающиеся голоса, постукивание и позвякивание посуды.

Пара между тем, неловко вращаясь, приблизилась к решетке балкона. Надо заметить, что муж намного уступал в массе своей супруге-сопернице. Можно было даже сказать, что она сама волокла себя посредством как бы волочения им по неминуемым, прописанным высшей неумолимой рукой геометрическим линиям неотменяемого события. Ранний Витгенштейн назвал бы это пропозицией. Мы же, не столь философски образованные, в более широком и, соответственно, невнятном виде и смысле, наречем сие по-простому — провидением. Супруг уже совсем было перевалил супругу в угрожающее положение через решетку балкона, рискуя при малейшем неверном движении самому вместе с жертвой оказаться жертвой же неверного расчета и падения на землю. В свободной руке он к тому же держал некий внушительный предмет, напоминавший мне пресс-папье. Ныне, конечно, во времена не только что шариковых ручек, но и принтеров-компьютеров, факсов и ксероксов, это изысканное стародавнее устройство не в моде и редко где встречающееся. Было непонятно, каким образом оно смогло оказаться в непотребной руке, занесенной над головой живого еще человека. Хотя почему бы ему и не оказаться в руке немолодого и неведомо чем промышляющего постоянного недоубийцы. Он что-то страшно выкрикивал чернеющим ртом. Очевидно, это были привычные, почти уже ритуальные угрозы убийства, жестокой и праведной расправы прямо здесь, на этом вот нехитром месте. По причине моей языковой невменяемости окружающие не могли мне объяснить значение его убийственных слов. Но их сила и энергетика были внятны и устрашающи. Ну, естественно, и весь предыдущий коммунальный опыт позволял мне в какой-то степени достоверности, с учетом, конечно, местной специфики и культурной традиции, реконструировать эти слова: