Пройдя долиной смертной тени — 2. Благость и милость Твоя - Александр Варавин

— С четырех до шести утра ни один демон не имеет силы в мире живых и не сможет напасть. Но он пойдет за нами в деревню, я знаю точно.

— А если?… — Эрик попытался правильно сформулировать вопрос. — Ты способен открыть проход к какому-нибудь из своих дэвов. Насколько я понимаю, это враждебные друг другу сущности. Может, стоит?…

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — кивнул Такрон. — Иногда такое приходилось делать. Направить силу дэва прямо на тварь из нижнего мира. Но, во-первых: демона сначала нужно «связать», во-вторых: уничтожая демона энергией дэва в мире живых, особенно такой силы демона, рискуешь вызвать природную катастрофу, которая может унести жизни сотен и тысяч людей. Ты знаешь о землетрясениях здесь, в Непале?

— Что значит связать демона? — поинтересовался Эрик.

— Его необходимо приманить и запереть в подходящем «сосуде».

— Я думаю, что ты хотел сказать «запереть в теле», — настороженно уточнил Эрик.

Такрон кивнул.

— Да, мы заманим его кровью в тело убитого им охотника и свяжем в нем, чтобы суметь провести обряд изгнания.

— То есть все та же магия крови, — угрюмо подытожил Эрик.

— Нет, — отрицательно мотнул головой Такрон. — Мы приманим его кровью местного шена и запрем в теле заклинанием. Это не жертвоприношение. Кормить это чудовище никто не собирается.

— Почему не моей кровью? — спросил Эрик с некоторой издевкой.

— Зачем тратить кровь драгоценного шена, когда под рукой есть я?

— Ты напрасно сомневаешься в моих намерениях, — укоризненно ответил Такрон. — И, кроме того, я уверен, что твоя кровь отпугнет его. Из-за этого, — он указал пальцем на грудь Эрика.

— Зачем тогда я вообще вам нужен?

— По этой же причине, — Такрон снова указал на его грудь. — Если ты будешь держать его за руки, то сила Дордже и мой ритуал, свяжут его в этом теле. Он не сможет сбежать до того, как мы закончим.

Эрик задумался над его словами. Неожиданно в голову пришла простая мысль.

— Если этот «конь» так боится моей печати, почему он гнался за нами?

— Я отвечу тебе честно, — твердо сказал Такрон. — Я не знаю. Может быть, у этого типа тварей здесь, в мире живых, нет такой острой чувствительности. Хотя нет — его восприятие очень сильно, судя по тому, что он натворил.

Такрон задумался, беззвучно шевеля губами и морща лоб.

— Может, он гнался за мной? — после недолгой паузы произнес он. — Это мне непонятно. Я говорил уже, что с такой особью еще не встречался. К тому же, у нас никогда не было такого, как ты.

— Значит, существует вероятность, что этот… «конь» может на меня напасть? — спросил Эрик, пропустив мимо ушей фразу «у нас не было такого, как ты». — И может, нет никакой силы Дордже и ты просто рассказываешь мне свои бонские сказки…

— На тебе печать Шенраба, — убежденно заявил Такрон. — Я чувствую внутри тебя эту силу каждой клеткой своего тела. Ты можешь не понимать и не ощущать ничего. Я знаю, что говорю! Да, есть риск, и он есть для всех нас. Что нам делать? Просто отвернуться и уйти? Если хочешь, то можешь отказаться, никто не станет тебя принуждать.

Такрон говорил спокойно, ровным голосом. Только лишь легкая тень на лице выдавала его напряжение.

— Конечно, я согласен, — невозмутимо сказал Эрик. — Я просто иностранец из Европы. Мы, европейцы, очень любопытны и болтливы, ты же знаешь. Хочешь, я сделаю чай?

Такрон шумно выдохнул:

— Лугонг все-таки ошибся. Ты не меняешься, ты уже изменился.

Они молча лежали на своих лежаках. Сгустившийся в проеме мрак ночи постепенно начал рассеиваться и расползаться в стороны. Взошла огромная, ослепительно белая луна, залив святилище призрачным кладбищенским светом.

Эрик посмотрел на Такрона. Его лицо в лунном свете выглядело как гипсовая маска с черными раскосыми мерцающими глазами.

Спать было невозможно. Ночные шорохи, посвистывания, чье-то противное уханье, топот тяжелых ног — все превращалось в какой-то ужасный фантом демона, рыскающего вокруг убежища.

— Такрон, Такрон, — шепотом позвал Эрик, пытаясь отвлечься от разыгравшегося воображения, — ты спишь?

— Конечно, сплю, — громко ответил Такрон. — Но я могу говорить во сне. И ты можешь не шептать. Тот, кому это нужно, тебя все равно услышит.

— Я хотел спросить, — Эрик приложил усилие, чтобы говорить громко и уверенно. — Зачем тибетские ламы поощряли всю эту колдовскую практику, если фактически они не могли справляться ни с демонами, ни с духами?

Такрон зашевелился на своем лежаке.

— Почти тысячу лет ламаизм впитывал в себя шаманские практики Тибета, — заговорил он. — И среди лам появилось много довольно сильных практиков-колдунов, способных к некоторым магическим действиям. Но, как это и бывает, на одного подлинного мага приходился десяток бездарностей, выдававших себя за таковых. Некоторые ламы действительно обладали знаниями и способностью к изгнанию демонов или духов. Но не владея верным представлением об энергии миров и существах, их населяющих, они были достаточно слабы и не сравнимы с шенами. Как правило, все подобные попытки лам-колдунов заканчивались неудачей. Хотя бытовую магию многие освоили…

— Само понятие «лама-колдун» для меня звучит как бред, — прервал Эрик Такрона. — Все равно что «буддист-черный маг».

— Возможно, но не для тибетцев, — продолжил Такрон. — Основная часть населения Тибета тысячелетиями была зависима от слов шамана, в рваной одежде, живущего отшельником и творящего колдовские пассы. Впитывая с молоком матери сверхъестественность окружающего мира, каждый тибетец был с детства готов подчиняться правителю, обладающему колдовской силой. Для них это было то же самое, что исполнять волю шенов и сверхъестественных сил, которыми те управляли в древности. И правители ламаистского государства просто должны были использовать такой способ влияния на народ. Тем более, что мир сверхъестественного в Тибете не под силу было никому отменить.

Кроме того, ламаисты серьезно реформировали изначальные постулаты буддизма, со сложной философией, странными словами и ни к чему не приводящими ритуалами. Главным богом стал Будда Майтрейя, будущее олицетворение прекрасной жизни для всех в Золотом Веке. Более удобный и понятный бог, вписавшийся в мировоззрение тибетцев. Самое сильное божество — то, которое никогда не рождалось, не жило в теле, не ело и не умирало.

Далай-лама для простых крестьян был верховным шаманом, исполняющим волю бога. Самым могущественным колдуном. Как когда-то Шенраб и его дети-шены. Когда я жил в Тибете, простые люди уже и не помнили, к кому обращались тысячу лет назад. Слишком много поколений сменилось, и люди знали только могущественных лам-колдунов, правителей. Я знаю это, потому что я родился и рос простым тибетцем. Родители очень часто обращались за помощью к ламам-отшельникам, даже не подозревая, что некоторые из них были шены. Никто в моей семье даже не знал о существовании Тонпа Шенраба.