Пройдя долиной смертной тени — 2. Благость и милость Твоя - Александр Варавин

— Моя семья, — начал он, — жила отдельно от деревни, недалеко от крупного монастыря, близ провинции Сычуань. Мой отец, старший брат, мать и я. У нас был неплохой дом, поле с ячменем, землю под который мы арендовали у настоятеля, козы и десяток куриц. Отец с братом часто уходили в горы, охотиться на кроликов и горных баранов, несмотря на то, что местность считалась собственностью монастыря и охота была запрещена. Мы считали себя буддистами, но свежее мясо было хорошим подспорьем при таком скудном питании. Особенно для детей.

Однажды отец с братом не вернулись с гор. Мать, прождав две недели, собрала все наши припасы и животных, посадила меня на двухколесную телегу, впряглась в нее и направилась в монастырь.

Мать долго звонила в колокольчик, пока калитку в воротах не открыл заспанный бритоголовый монах. Узнав в чем дело, просто закрыл калитку и ушел. Мать не сдавалась. Звонила, стучала ногами и громко кричала, пока дверь не открыл сам настоятель. Они долго что-то обсуждали, пока, наконец, мать не передала ламе продолговатый брусок серебристого цвета. После этого настоятель открыл дверь шире и мать, быстро обняв меня, втолкнула внутрь вместе с козами и курицами.

Так я оказался в буддийском монастыре. Несмотря на возраст — мне было всего семь лет — я был хорошо физически развит и смышлен.

Мне обрили голову, выдали бордовый кашай, монашескую одежду, и поместили жить на скотном дворе.

— Скотный двор в буддийском монастыре? — не сдержал своего удивления Эрик. — Они же не едят мяса.

— Конечно, не едят. Обычные монахи. Я не знаю как сейчас, но раньше, молоко, яйца, птица и козлятина были крайне необходимы для поддержания здоровья просветленных лам. Простые монахи, в основном, довольствовались все той же цампой, в которую лишь по буддийским праздникам разрешалось добавлять немного топленого жира яка. Сам же я, украдкой, часто поддерживал свое тело свежими куриными яйцами, пожирая их вместе со скорлупой.

В мои обязанности, кроме ухода за скотом, входила также уборка дворовой территории, мытье полов в церемониальной зале и, конечно, служба на «посылках». Меня часто отправляли с напоминаниями к ближайшим крестьянам-арендаторам о сроке уплаты ренты, к каким-то отшельникам-ламам с провизией, и просто для выноса помоев в специальную выгребную яму.

Я не могу сказать, что испытывал какие-то страдания, потому что жизнь в моей семье была куда более тяжелой и наполненной гораздо более серьезными лишениями. Кроме того, почти каждое утро, после выполнения своих хозяйственных работ, я со всеми остальными монахами принимал участие в утренних церемониях медитации и молитвах Будде. Все это было необычайно интересно. Особенно ежедневные занятия с подростками-монахами, среди которых я был самый младший, по изучению основных канонов буддизма, языков, как восточных, так и европейских, биографий великих бодхисаттв, и даже основ конфуцианства.

Сам настоятель постепенно стал выделять меня из стаи подростков, а когда я освоил счет и письмо, даже доверил мне ключи от главной калитки, чтобы я самостоятельно мог принимать налоги и подношения от местных жителей, пересчитывать их и заносить в специальную тетрадь, проверял которую монастырский лама-эконом.

Но иногда приходили странные люди, которые меня пугали… Об их приходе настоятель всегда предупреждал меня заранее. Я должен был проводить их через секретный коридор прямо в его покои. Эти люди всегда выглядели как самые дикие оборванцы, в грязной рваной одежде, с немытыми торчащими в разные стороны паклями начесанных волос. Не помню, чтобы кто-то из них выходил обратно через калитку.

Я знал практически все о явной и тайной жизни монастыря. Но самым интригующим, что не давало покоя бритоголовому мальчику, было наличие особой группы монахов, которые появлялись в общих помещениях только для принятия пищи. Все остальное время они проводили в специально оборудованном подвале, где предавались странным занятиям. Я нашел способ подглядывать за ними, расшатав и вынув один из глиняных кирпичей в кладке стены.

Некоторые из этих монахов читали толстые рукописные книги вслух, громко и протяжно подвывая на незнакомом мне языке. Кто-то разучивал странные танцевальные движения, отстукивая ритм на барабане куском бедренной кости, кто-то часами раскладывал на полу странные узоры из кусочков костей и глиняных фигурок. Многие, сидя неподвижно в лотосе, медитировали.

Так прошло два года.

Мне уже было дозволено спать на полу в общем помещении с остальными монахами, как полноправному члену общины.

И однажды, в одно зимнее утро, прозвучали звуки колокола, сигналами которого настоятель собирал монахов на утренний ритуал. Но в этот раз колокол звучал необычно и тревожно. Настоятель собрал всю общину и вывел из монастыря. Нестройной толпой, возглавляемой старшими ламами, мы пошли на север где, как я помнил, была чахлая рощица, приютившаяся среди двух песчаных холмов. По дороге, слушая отрывистые разговоры полусонных монахов, я понял, что несколько человек из монастыря не вернулись после обряда, для которого они ушли ночью.

Придя в рощу, мы увидели привязанные к деревьям тела пяти пропавших, со вспоротыми животами и кишками, свисающими до земли. У всех, кроме того, на телах и лицах были страшные рваные раны, а у одного были отгрызены обе ноги. Монахи сняли тела с деревьев и, соорудив волокуши, потащили их в монастырь.

Позднее, из разговоров старших, я узнал, что погибшие специально отправились в эту рощу для проведения ритуала «призыва демона». Не по-настоящему, но в виде какого-то символического действа. Суть его заключалась в том, чтобы ввести себя в состояние исступления и предложить себя в качестве еды чудовищу, чтобы уничтожить свои страхи, слабости и даже собственное «Я». Как я позднее понял, это был вид магической мистерии, к которой их подталкивал сам лама. Они привязали сами себя к деревьям и, читая заклинания, призывали демона пожрать их плоть. И демон в действительности пришел.

— Достаточно необычный способ достигнуть просветления, — заметил Эрик.

— И окончательный, — согласно кивнул Такрон. — Сейчас я понимаю, что ламаисты пытались использовать практическую технику шенов, не получив должной подготовки тела и сознания. Позднее я узнал, что подобное происходило не в одном монастыре, не считая большого количества лам-отшельников, которые пытались экспериментировать с «магией». Как бы то ни было, демон пришел и остался. Больше того, в самом монастыре начали находить изуродованные трупы. Каждую полночь настоятель с группой безумных монахов из того самого подвала обходили территорию монастыря с факелами, под бой ритуальных барабанов, танцуя и выкрикивая странные фразы безумными визгливыми голосами. Но монахи все равно продолжали умирать.

В один из дней я решил, что не хочу, чтобы подобная участь выпала мне. Той же ночью, перед рассветом, я прокрался в покои настоятеля и вскрыл его секретный ящик с «белыми деньгами». Так в то время в Тибете назывались слитки серебра. Захватив несколько слитков и засунув их в торбу, где лежали запасенные заранее ячменные лепешки и вода во фляге, я бегом устремился к калитке. Пробегая мимо подвала, я слышал заунывное пение монахов, среди которого отчетливо выделялся голос самого настоятеля и звуки канлинга, ритуальной флейты, сделанной из человеческой бедренной кости.