Пролетариат - Влад Ридош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всё, пиздец, не могу. Пошли за пивом!
Одевшись, он сунул руку в карман и достал мятую сотню. Друг пошарил у себя и тоже выудил ещё более мятую сотенную бумажку.
– Заебись! Гуляем!
Пошли обратной дорогой, как раз ведущей к магазину. Идти было не очень далеко. В магазине было душно.
– Здоров, соколики!
– Привет, тётя Нина! А дай нам, пожалуйста, две девятки!
– В такую жару девятку? Вы что, молодёжь, ёбнулись, что ли? Может, лучше кваску?
– Не, тёть Нин, давай пиво.
– Ну смотрите! Дело ваше.
Продавец подала им две бутылки из глубины холодильника. Открыв бутылки здесь же лежащей открывашкой, Длинный с другом отхлебнули холодного пива.
– Заебись!
Пиво кончилось быстро, а подействовало ещё быстрее. То ли из-за жары, то ли из-за выпитого раньше, то ли от всего сразу. Уже подходили к дому. Длинный с другом горланили на всю улицу, сын бежал позади. В ограде стоял мотоцикл.
– Сынок! Смотри, чё щас батя покажет! – сказал Длинный и выкатил из ограды мотоцикл. Кругом были все свои, поэтому ключи всегда были в замке зажигания. Длинный завёл мотоцикл, оседлал, крикнул: «Хэй, бля!», – и помчался по дороге. В противоположной от озера стороне через несколько домов начинались поля. Туда Длинный и помчался.
Мотоцикл вело и подбрасывало на неровной распаханной земле. Сделав несколько кругов, Длинный разогнался посильнее, и вдруг прямо перед ним, как из-под земли, возникла берёза. Он даже не успел ничего подумать, как в следующую секунду уже лежал на земле в метре от разбитого мотоцикла.
– Ёб же твою мать! Как? Блядь, как? Одна-единственная берёза – и та на краю поля! Повезло, что ты палец сломал только, а не шею!
– Был бы трезвый, убился бы нахуй!
Тянулась рабочая смена. На улице стояло душное и жаркое лето. На ЦПУ работали два кондиционера. Конечно, установлены они были не для комфорта людей, а для того, чтобы не перегревались компьютеры, необходимые для управления производством, но от этого нахождение на ЦПУ не становилось менее приятным. Секель сидел в кресле мастера смены. Операторы сидели на своих местах за компьютерами, кто-то был в обходе. В такую жару находиться на улице было невозможно. К теплу, исходящему от солнца, прибавлялось тепло, которое испускал сам агрегат. Достаточно было подойти чуть ближе к любому аппарату, чтобы почувствовать его жаркое дыхание. Но операторам деваться было некуда, они не только подходили вплотную, но и должны были крутить всевозможные пышущие жаром задвижки и вентиля, подниматься по лестницам, тянущимся вдоль огромных ёмкостей, внутри которых кипел в самом буквальном смысле процесс.
Секель сидел перед монитором своего компьютера, пряча мобильный телефон от расположенной на стене камеры.
– Аватар, телефон убери! – крикнул он сидящему почти перед ним оператору. – Следи лучше за процессом!
Секель переписывался с двумя девушками, стараясь выкружить с кем-нибудь из них свидание на свои ближайшие выходные. Получалось как будто бы с обеими, значит, надо было одну на одни выходные, другую – на следующие, которые после ночных будут. Секель улыбался удачному стечению обстоятельств.
– Слышь, может, разгрузимся чутка? Не тянет ахушка, – обратился к Секелю Пельмень.
– Надо, Пельмень, надо! У нас вон план горит! Кузя мне и так уже несколько раз за смену звонил, почему выработка падает.
– Блядь, вот вроде умный мужик Кузя, неужели не понимает? Балда вылезла, вот и падает нагрузка. С чего ей расти-то? Ахушки же дырявые!
– Дырявые, недырявые, а спрашивает он с меня! И дырявые ахушки его не интересуют.
– А ты мастер или хрен собачий? Неужели объяснить не можешь?
– Вот сам ему и объясни, если такой умный.
– И объясню!
– Хуй ты ему что объяснишь! Он просто скажет держать выработку, и будем держать. Не было такого? Да было! Ему похуй. Работайте лучше и всё.
– Нет бы сказал: «Нихуя ты не понимаешь, не мешай работать!» – с улыбкой сказал Субарик. – Слабак!
– Да-да, вот сядешь в это кресло, так ему и скажешь. Я посмотрю, сколько ты тут проработаешь.
– Вот корефаны! Всю правду-матку! Вот это правильно! – смеясь, подначивал их Пельмень.
Вдруг ожила рация:
– ЦПУ, ЦПУ, как слышите?
Голос у Старшого был встревоженный. Все, кто был на ЦПУ, сразу же повернулись и уставились на рацию. Секель взял её, поднёс ко рту, нажал на кнопку «приём-передача»:
– Говори.
– Задвижка горит по линии водорода.
– Блядь! – только и смог сказать Секель, а потом добавил: – На какой линии? Где?
– На технологической. На семи метрах, за сто семнадцатым. Там труба на пятьсот, кажется, или больше. Задвижка вся в огне. Похоже, пропуск в крышку задвижки.
Мгновенно ЦПУ окутала вязкая, напряжённая гробовая тишина. Это было уже очень серьёзно. Секель враз покрылся потом.
– Уличные! Быстро одевайтесь и пиздуйте к Старшому! По дороге хватайте огнетушители!
«Хотя какой там толк от огнетушителей», – пронеслось в голове Секеля.
– Старшой, отправил к тебе всех уличных!
– Да хули толку? Надо цех тормозить!
Секель замер. Глядя со стороны, невозможно было представить, о чём он думает.
– Слышишь? Надо останавливать цех и сбрасывать давление! Мы не потушим на ходу!
Секель напряжённо смотрел в монитор, ничего в нём не видя.
– Секель, блядь!
Секель вздрогнул:
– Подожди, Старшой! Может, получится. Щас Кузе позвоню.
– Хули получится? Мы на воздух нахуй взлетим!
– Старшой, блядь, успокойся! Щас разберёмся.
Дрожащей рукой Секель поднял трубку и набрал внутренний номер:
– Николай Викторович! У нас там пропуск по водороду… Загорелся… Семь метров… За сто семнадцатым… Нет, отправил туда уличных… Нет, ещё не остановил…
Секель положил трубку. Глаза его бегали. Как поступить в такой ситуации, он не знал. Вернее, по инструкции ему, конечно же, следовало немедленно остановить цех. Но если Старшой преувеличил, а он мог, и задвижку можно потушить без остановки цеха, а он, Секель, его остановит, то его и накажут. За паникёрство. Так уже было. С другим, правда, мастером смены. Думал, что пропуск газа, людей посылать не стал – опасно. Остановил. Оказалось, что показалось. Замучился потом отписываться да объясняться. А Секелю такого совсем не хотелось. Он взял рацию: