Пролетариат - Влад Ридош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты-то причём?
– Да хуй его знает. Уже всё пробовали. Со мной, в общем, говорят, всё нормально. А вот с ней… Столько времени – и без толку. Ты бы знал, сколько денег потратили.
– А чего молчал? Мы бы помогли!
– Да у нас есть. Я работаю, она, ещё шабашу вон. Был бы результат.
– Что, вообще никакого толку?
– Был бы толк, пили бы сейчас за сына… Давай!
– Давай! Так за что? Хотя за них и давай! За сыновей! Вон у нас вас двое!
– Ага. Вхууу.
– Вхууу. Шашлычок бери!
– Ага. Ммм. Сочный! Шея?
– Ммм. А как же! Стало быть, развод…
– Угу. Без детей семья – не семья. Потрахаться я себе и так найду.
– Да это понятно!
– Она предлагала, конечно, усыновить…
– Нахуй надо!
– Ну вот и я так же ответил.
– Один бог знает, какие там гены.
– Да и я хочу, чтоб он на меня был похож, а не хуй знает на кого.
– Давай-ка за семью! Пока шашлык горячий.
– Вхууу.
– Вхууу.
– Ну слушай, а как добро будете делить? Квартиру там, машину…
– А чё делить? Квартира-то тебе по документам принадлежит, а машина – Сашке. Я по доверенности езжу.
– Ну ты жук! Значит, квартиру – на отца, машину – на брата…
– Как учили.
– Вот не пизди! Мы тебя такому не учили!
– Вы – нет. А хозяин твой – да. Ты ж сам рассказывал, как вы ездили по юристам да по корешам перед его свадьбой. А у него этих свадеб три, кажется, только на моей памяти было.
– Ну было такое, ездил, и что?
– Ну вот и то. Он же каждый год машины меняет, ты сам говорил. А если б он на себя всё оформлял, так он после пары разводов без штанов бы остался. А так за ним ничего не числится.
– Даааа, ну нихуя ты! Так что же, при разводе всё при тебе?
– Конечно! Нет, вещи там, её и которые я ей покупал, и технику какую-то – это хуй с ней, пускай забирает. На что оно мне? А квартиру и машину – вот это уж хуюшки! Она меня как-то спросила, помню: типа, ну квартиру будем делить? Какую, говорю, квартиру? Ну эту, говорит, нашу. Какую ещё нашу, говорю? Здесь, говорю, нашей квартиры нет, это батина, а её мы делить никак не будем. Вот она тогда охуела! Так что же, говорит, ты меня вот так просто из дому выгонишь и всё? А как ты хотела, милая? Квартиру тебе отдавать? Ага, щас! Родила бы мне ребёнка, другой разговор, а так нахуй ты нужна!
– Сын, ну ты это… Грубовато всё же. Вы ведь жили почти пять лет, как-никак, семья.
– Да какая семья? Какая без ребёнка семья? Без ребёнка семьи нет.
– И то верно. Давай ещё раз за семью.
– Да.
– Вхууу.
– Вхууу.
– Остыл немного, а всё равно хорош шашлык!
– Ну чего мы всё про меня-то? У вас как дела?
– Да как дела. Потихоньку-помаленьку. Мать вон дома – порядок держит. А я при Николае Александровиче. Куда скажет, туда и едем. А до чего ж приятно на хорошей машине ездить! Уж лет пятнадцать как у него работаю. Каждый год новая машина. Год поездит, наскучит. И продаёт, считай, за бесценок. Ты мог бы взять как-нибудь.
– Ну что ему бесценок, то мне ещё заработать надо. Хотя, конечно, тигуанчик бы хотя бы было неплохо. Хороша машина!
– Да только в ремонте недёшева! Была как-то у хозяина. И случилась авария. Не по моей вине. Долбоёб выскочил, я даже сделать ничего не успел. Знаешь, сколько там запчасти на него стоят? Машину можно купить целую. А он отремонтировал да продал. Нахуй, говорит, я на битой буду ездить.
– Дааа… Как бы тоже так подняться. А то я на своём заводе вечно работать буду. Так вот встречаешься с друзьями, один – я вот там-то, у другого – фирма, третий ещё что. А мне даже сказать стыдно, где работаю. Сидишь в этой робе вонючей всю смену.
– Ну, сын, тут ты тоже не прав. Когда это рабочим человеком было стыдно быть? Что же, и мне должно быть стыдно, что я всю жизнь за баранкой?
– Бать, то другое. Ты всё-таки в другое время жил. Вас учили, что пролетариат победил, а потому рабочим быть почётно. А сейчас посмотри. Пролетариат – это стадо, которое ебут все кому не лень. Мне вот такая жизнь не улыбается.
– Стало быть, ты хочешь быть тем, кто ебёт?
– Да и тех, кто ебёт, их тоже ебут. Мастером смены достаточно поработал, чтобы это понять.
– Так чего ж ты тогда хочешь? Достойной компенсации за еблю?
– Можно и так сказать. Разливай.
Длинный был уже изрядно пьян. Они с другом детства сидели за столом друг напротив друга и третий час пили самогон. Из закутка кухни вышла жена:
– Ну что, не заебался ещё пить?
– Не, самое заебись!
– Пошёл бы с ребёнком погулял, что ли! На улице теплынь, а вы хуярите весь день!
– С пиздюком-то? Говно-вопрос! Сынок! Пошли гулять!
Длинный, шатаясь, поднялся из-за стола.
– Слышь, мудила, вставай! – обратился он к другу. – Пойдём в натуре погуляем! Заебало дома сидеть.
Трехлетний сын Длинного сидел на полу и бил молотком по игрушечной машинке.
– Хорош дрочить! Пошли гулять!
Мальчик с размаху ударил молотком по машине, от чего у той отлетел кусок кузова, и, поднявшись с пола, пошёл вслед за папой в сени. Друг тоже поднялся, хотя и тяжело, и, переваливаясь, пошёл за ними. Жена подошла, плеснула себе в стакан самогону, выпила, улыбнулась, произнесла вслух: «Придурки», – и пошла дальше готовить.
Длинный вышел на улицу и с крыльца сощурился на солнце:
– Балда, ёб твою мать!
Как-то незаметно он приобрёл эту привычку на заводе. В цеху не радуются яркому солнцу, потому что оно осложняет работу.
За Длинным вышел мальчик и боднул его в ногу. Длинный пошатнулся и, смеясь, ругнулся:
– Ух ты, блядь! Злодей!
Они спустились с крыльца, показался и друг Длинного. Он тоже сощурился на солнце и что-то пробормотал в его адрес. Длинный, стоя перед домом, по-хозяйски оглядывал его:
– Надо, ебать, новый ставить. Этот уже совсем никуда не годится. И маленький, и толком без фундамента. Времянка, блядь. А руки всё не дойдут. Кредит надо брать да покупать материалы. Хули там, фундамент-то мы выкопаем. Вон, соберу всех своих деревенских, и враз хуйнём. Я даже считал уже. И сколько песка, и цемента, а главное, блядь, сколько бруса. Ему ещё отстояться надо год. Да, блядь, надо уже браться.
Длинный стоял посреди двора лицом к крыльцу. Друг присел на лавке возле дома. Сын подобрал ветку и хлестал ею всё, что попадалось под руку: траву, столбы калитки, ногу отца…
