Джентльмен Джек в России. Невероятное путешествие Анны Листер - Ольга Хорошилова

Подруги побывали в Донском монастыре, странном сочетании милитарии с кулинарией. Он и правда напоминал пирог — один из многих в богатом меню кондитерских шедевров Московии. Но место тем не менее было серьезным, почти военным. Обитель много раз защищала город от набегов разноязыких полчищ. В XIX веке шефство над ней взяли донские казаки.

Донской монастырь. 1882 г.

«Как только мы вошли, раздался звон колоколов, призывающий на молитву. На службе стояли 12 священников — трое служили, остальные пели. Пели очень хорошо. Мы слушали около 30 минут. А когда я поклонилась священнику, он дал мне кусочек ладана в знак благословения. Церковь великолепная — в золоте и серебре, как остальные. Церковный двор усеян погребальными памятниками. Люди платят от 3 до 5 тысяч рублей за право быть здесь похороненными».

Энн и Анна пробрались даже в мечеть, милый миниатюрный домик в глубине Большой Татарской улицы. Его построили в 1823 году на участке, подаренном татарским богачом мусульманской диаспоре. В 11:30 утра в крохотном дворике уже собирались верующие: «Человек 35. Все в темных кафтанах без поясов. Были двое или трое бедняков. Лишь четверо в тюрбанах (из белого муслина) — мулла, его помощник и двое старцев, в руках одного из которых я заметила четки».

Мечеть на Татарской улице. 1883 г.

За несколько минут до полудня очень важный и очень сосредоточенный мулла в золотистом кафтане поднялся на стену мечети, приложил сухие костлявые пальцы к войлочной бороде и жалобным надтреснутым фальцетом, резко, словно резцом выводя в воздухе вязь замысловатой арабской мелодии, призвал правоверных к пятничной молитве. Вошли с верующими внутрь. «Небольшая комната, примерно 8×16 ярдов. Голая кирпичная стена, нет даже лепки, вообще ничего. Два красивых серебряных канделябра. Пять обрамленных окон с каждой из трех сторон вытянутого прямоугольного зала и по одному окну на стороне, где расположен михраб. Вход с западной стороны. Внутри две печи. На полу ковры. Но помощник муллы попросил, чтобы мы не говорили и не ступали на ковры, и любезно предложил нам сесть на какой-то деревянный ящик. Когда служба началась, мулла вошел в михраб. Он вставал, громко молился и потом садился на несколько минут, словно отдыхал. Потом вновь поднимался и читал молитвы… И верующие, сидевшие в четыре шеренги, наклонялись и падали ниц одновременно, как по военной команде. Потрясающее зрелище».

Когда выдавалась утренняя свободная минутка, Энн и Анна шли в англиканскую церковь в глубине Большого Чернышевского переулка. Неоклассический особнячок явно уступал петербургскому храму. Здесь все было скромно, по-домашнему — без этих, знаете ли, архитектурных причуд. Потому сюда так любила ходить миссис Говард, дама самых строгих правил.

Служил и управлял делами общины пастор Камидж, сын известного органиста, Мэттью Камиджа — старшего. Тот с юности хорошо пел, выучился музыке, стал капельмейстером Йоркского собора и между прочим научил тамошних музыкантов нотной грамоте. Мэттью-старший очень хотел, чтобы сын пошел по его стопам. Но он стал священником. Унаследовав от отца великолепный музыкальный слух, Мэттью-младший проповедовал, будто пел, управляя чистым, сочным голосом, словно многотембровым органом. Начинал почти шепотом — чтобы паства напряглась, вслушалась. Затем переключался на средние регистры, повествуя о житии святых и умело вплетая в рассказ происшествия из современной жизни, довольно пошлой. Переходя на темы страстей Христа и учеников его, он брал самые высокие ноты, раскрывал все регистры, смешивал все краски мира. Бывало, даже перебарщивал. Но фальшивил редко — в кармане жилета Камидж носил миниатюрный камертон, проверяя им точность нот, искренность мыслей и чистоту звуков исполняемой им божественной истины.

Паства ловила каждое его выверенное звучное слово. Даже дипломат Джеймс Бьюкенен, будущий президент США, приходил на воскресную службу специально, чтобы послушать музыкально одаренного пастора, и в письмах отзывался о нем самым приятным образом. Анна подружилась с преподобным и посвятила ему несколько страниц дневника. Пастор исповедовал ее, снабжал литературой, политической и безвредно научной, и много-много с ней беседовал — на темы духовные и невинно светские. Иногда жаловался: «Церковь здесь поддерживается средствами паствы и Русской компании. Но паства не увеличивается, и, более того, мистер Камидж боится, что количество прихожан будет сокращаться. Многие едут теперь в Петербург — но и там теперь торговать англичанам все сложнее, так как русские стали сами контролировать рынок. В Москве нет богача, который мог бы поддержать англиканскую церковь. Здесь нет даже английского доктора — был шотландец Кир, но он уехал на родину. И сейчас пастор занимается лишь тем, что выискивает средства на поддержание церкви».

В конце ноября англичанки забрели в армянский квартал, пробежались по лавкам, накупили всякой восточной всячины и заглянули в Крестовоздвиженскую церковь, построенную на деньги купцов Лазаревых по проекту именитого зодчего Юрия Фельтена. «Симпатичная и маленькая, похожа на греческие, но внутри нет закрытой от паствы алтарной части. Настоятель — красивый мужчина с большими темными глазами и седоватой бородой, хотя ему не дашь больше сорока лет. Он выходец из местечка Джисси или как-то так, недалеко от горы Арарат. Среди членов конгрегации — 40 известных армян. Служба проходит каждое воскресенье с 11 до 14 часов. Служат два священника. Алтарь красиво украшен небольшими серебряными предметами — крестами и т. д., немного в католическом стиле. Двери расписаны образами святых — в рост. На полу ковры. Все очень чисто. Фасады церкви тоже расписаны».

В январе, когда все церкви Первопрестольной были уже исхожены, Энн и Анна решили съездить в Троице-Сергиеву лавру. Письмом на имя настоятеля их обеспечила графиня Вера Панина. Собирались на три дня так, словно ехали на месяц. Взяли спальные матрасы и подушки, пузатый дорожный кофр с домашними вещами, платьями, халатами, чепцами, теплым нижним бельем и бельем постельным, корзину, набитую доверху провизией, столовые приборы, сундучок с чайными принадлежностями, спиртовку для разогревания еды, коробку с чернильницей и перьями, связку книг, альбом для рисования, два несессера, портманто с переменой одежды и «нашими капорами — черными атласными с розовой подкладкой, подбитыми ватой, — для путешествий и вечерними капорами для визитов, которые нам купила Панина. Мне сперва даже показалось тесно в кабинке нашей кибитки».

Погода стояла необычно теплая — всего четыре градуса ниже нуля. Но Анна и Энн боялись капризных русских морозов, которые имели дурное свойство «нагрянуть» и «ударить», в общем, застать врасплох. И потому они надели «chelats — казачьего типа накидки с рукавами из дубленой овчины».