Пепел стихий - Элис Клер

— Я думаю, ты привыкла работать с сестрой Тифеной, — заметил Жосс, когда они возвращались в больничный покой. — Ты огорчена, что теперь на тебя возложены обязанности сестры-сиделки?

— Я… — Калиста в нерешительности остановилась и бросила на него быстрый оценивающий взгляд. — Скажу вам правду, сэр рыцарь, — произнесла она, очевидно, решив в его пользу. — Я любила работать с сестрой Тифеной, она всегда была добра ко мне и щедро делилась со мной своими обширными познаниями. Когда мне сказали о моих новых обязанностях, я была расстроена. Но я монахиня и должна делать то, что мне велят.

Тронутый ее словами, Жосс сказал:

— Сочувствую тебе, дитя. Уж я-то знаю, каково подчиняться, когда веление сердца требует чего-то иного.

— Знаете?

Она остановилась и внимательно посмотрела на него.

— Да, — пробормотала она, — я верю вам.

Словно увидев в нем близкого по духу человека, Калиста улыбнулась. В ее улыбке и выражении глаз отразилась вся ее душа.

Глубоко взволнованный, Жосс тоже улыбнулся в ответ.

После недолгого молчания рыцарь спросил:

— Ты привыкла к новой работе? Ты счастлива, сестра Калиста?

— Я привыкла, и я счастлива, — ответила она. — Я говорю себе: для того чтобы стать хорошей монахиней, мне нужно научиться не слышать… как вы сказали? Веления сердца? Да. Не слышать его. И я действительно счастлива.

Казалось, к этому нечего было прибавить. В молчании, плечом к плечу они дошли до больничного покоя. Но когда Калиста остановилась, чтобы Жосс смог войти первым, она сказала:

— Благодарю вас за ваши вопросы, сэр рыцарь. В них звучала доброта.

И почти неслышным шепотом добавила:

— А я не забываю доброту.

Когда Элевайз наконец вышла из больничного покоя и смогла уделить несколько минут, чтобы поприветствовать Жосса, он понял — и ей не нужно было говорить ему об этом, — что аббатиса озабочена и крайне занята. Помимо умирающего мужчины, здесь под опекой монахинь была женщина, родившая близнецов, один из которых появился на свет очень слабым. Настолько слабым, что аббатиса торопилась послать за священником и немедленно совершить обряд крещения.

— Просто так, на всякий случай, — сказала она с едва заметной печальной улыбкой.

К тому же одному из монахов в долине пришлось лечить нарыв на ноге, и брат Фирмен попросил аббатису прислать еще кого-нибудь им в помощь, — установившаяся чудесная погода способствовала тому, что к источнику святой воды прибыла целая толпа пилигримов.

— Разве брат Фирмен не понимает, насколько вы и ваши сестры заняты своими собственными делами? — с мягким укором заметил Жосс.

На мгновение в серых глазах аббатисы вспыхнул гнев и так же быстро исчез. Она глубоко вздохнула.

— Обязанность брата Фирмена — помогать пилигримам, сэр Жосс. Если он видит, что у него не хватает людей и он не может выполнить свои обязанности должным образом, у него есть полное право просить нас о помощи.

— Ну да, конечно, — тихо отозвался Жосс и решил не говорить того, что собирался сказать.

— Досадно, что у меня нет возможности помочь вам в расследовании убийства, — с сожалением сказала аббатиса, оглядываясь по сторонам. — Но где же брат Савл? Я хотела послать его к отцу Гилберту…

— Я и не думал обременять вас, — произнес Жосс. — Я займусь этим сам, аббатиса, и по ходу дела буду сообщать вам о своих успехах. Если позволите…

— Да, да, — ответила она, все еще оглядываясь в поисках брата Савла. — А! Вон он, я вижу его!

Аббатиса поспешила к показавшемуся вдалеке брату Савлу, размахивая рукой и окликая его. Но затем неожиданно остановилась, обернулась и крикнула Жоссу:

— Он жил в маленькой лачуге возле самой реки. Его жену зовут Мэтти, и у него были два приятеля-браконьера, их имена — Юэн и Сиф. По-моему, Сиф — двоюродный брат Хамма.

Пока Жосс благодарил ее, он успел подумать о том, как среди всего того, что аббатиса должна была держать в голове, она сумела, во-первых, добыть эти сведения, во-вторых, запомнить и, наконец, не забыть передать ему.

Замечательная женщина, эта аббатиса из Хокенли!

Спускаясь к реке, Жосс предположил, что лачуга должна находиться где-то справа.

Ближе к воде дорога стала грязной и скользкой. Река бежала из леса. Довольно широкая в этом месте, она стремительно несла над каменистым дном свои коричневатые воды. Возможно, этим оттенком их наградили торф и опавшие листья, что из века в век оседали на берегах и дне.

Местный пейзаж можно было бы даже назвать живописным, если бы не ряд жалких лачуг, беспорядочно тянувшихся вдоль дороги.

Две постройки были пусты; даже самые отчаявшиеся люди наверняка не решились бы жить в доме без крыши и с зияющими дырами в стенах. Три следующих казались довольно прочными, зато последний в ряду был не более чем пристройкой, прислонившейся к соседу. Тощая свинья и несколько жалких на вид цыплят подняли головы, когда конь Жосса прошлепал мимо по грязи. Из постройки выскочила собака на короткой ветхой веревке, пролаяла для виду несколько раз, а затем убежала обратно, поджав хвост, словно предчувствуя добрый крепкий пинок.

В одной из лачуг заплакал младенец. Он голосил до тех пор, пока его не утихомирил грубый женский голос.

Спешившись, Жосс просунул голову в дверной проем первой лачуги. На земляном полу сидел ребенок в непомерно большой рваной рубахе. Он сосал кулак, из носа у него текло, на грязных щеках виднелись мокрые полосы от слез, а рядом с маленькой попкой лежала недвусмысленного вида кучка. Никаких следов женщины с грубым голосом здесь не было.

Жосс подошел к соседней лачуге. Дверь была закрыта, через щель над ней он заглянул внутрь. Эта хибара оказалась пуста.

В третьей постройке прямо на пороге у двери сидела женщина. Судя по тому, что рядом с ней стоял битый горшок, а в ее подоле виднелась скудная кучка измазанных землей морковок и реп, было похоже, что она собирается варить овощи, хотя на самом деле женщина безучастно смотрела прямо перед собой. На ее лице лежала глубокая тень печали. Если женщина и услышала приближение Жосса, ей, очевидно, было совсем неинтересно взглянуть, кто решил нанести ей визит.

Жосс спросил:

— Ты вдова покойного Хамма Робинсона?

Женщина подняла голову, в ее глазах стояли слезы. Не так давно ее нос был сломан. Между кончиком и переносицей образовалась шишка. У нее также недоставало нескольких зубов.

— Да, — вяло ответила она.

Жосс подошел поближе.

— Я сочувствую твоей утрате, — сказал он.

Женщина всхлипнула и вытерла нос тыльной стороной руки.

— Не знаю, что теперь станется со мной, — горестно заговорила она, украдкой бросив на рыцаря быстрый взгляд. В ее голосе зазвучали жалобные интонации опытной попрошайки. — Ни кола, ни двора, нет никого, кто принес бы мне хоть немного еды, — причитала она. — Только доброму Богу известно, где я возьму пропитание на завтра.