Перворожденный - Пол Томпсон

Ритуал в храме оказался недолгим и состоял всего лишь из нескольких молитв и омовения рук Герматии в освященной воде. Ниракина с недоверием следила за невестой, скрывая свое недовольство поведением молодой женщины. Герматия уловила беспокойство Ниракины и, к своему удивлению, наслаждалась им. Это усиливало ее возбуждение.

По окончании ритуала невеста поднялась с колен, поблагодарила Мирителисину, верховную жрицу, и, не дожидаясь Ниракины, поспешно покинула храм. Жители города, затаив дыхание, ожидали ее появления, и Герматия их не разочаровала. Гром одобрения поднялся из задних рядов, где стояли самые бедные эльфы. Она одарила их ослепительной улыбкой, затем с живой грацией спустилась по лестнице к Кенкатедрусу. Ниракина в тревоге торопилась вслед за нею, утратив все свое достоинство.

Кортеж снова выстроился в прежнем порядке, и трубачи заиграли «Детей Звезд», древнюю мелодию, знакомую каждому эльфу с детства. И даже Герматия удивилась, когда народ начал подпевать трубачам.

Она замедлила шаг и, наконец, застыла на месте. Процессия растянулась, пока трубачи не заметили, что идущие позади остановились. Музыка лилась, поднимаясь и опускаясь, словно волны, и, наконец, Герматия почувствовала, что мелодия увлекает ее.

Немного подождав, невеста запела. Кенкатедрус, державший ее под руку, с удивлением воззрился на нее, затем оглянулся на госпожу Ниракину, стоявшую позади прямо, не произнося ни звука, с руками, плотно прижатыми к телу. Пышные рукава скрывали ее крепко стиснутые кулаки.

Кое-кто из толпы прекратил петь, чтобы лучше слышать голос невесты. Но когда начался последний куплет, все подхватили его, и снова голоса тысяч эльфов потрясли древний город. Когда последние ноты «Детей Звезд» растаяли в воздухе, над Сильваностом воцарилась тишина, казавшаяся еще более невероятной из-за гомона, стоявшего все это время. Жители вышли на улицы, и глаза эльфов, наблюдавших за процессией с крыш домов или из окон башен, были устремлены на Герматию.

Она небрежно отняла у Кенкатедруса руку и двинулась сквозь толпу сопровождающих к Звездной Башне. Девушки с цветами и мальчики с трещотками расступились в полной тишине. Герматия с безмятежной грацией миновала ряды трубачей, которые застыли, отняв от губ серебряные флейты. Взойдя по ступеням Звёздной Башни, она появилась в дверях одна.

Посредине зала в ожидании стоял Ситас. Принц и его свита прибыли из храма Эли с гораздо меньшей помпой. В глубине зала на троне восседал Ситэл. Золотая мантия тяжелыми складками ниспадала с плеч монарха на пол и спускалась на семь ступеней вниз, туда, где стоял Ситас. Балдахин был изысканно разукрашен; на серебряной подставке стоял золотой поднос с вырезанным замысловатым узором; там лежали кольца, которыми должны были обменяться молодожены.

Герматия вышла вперед. По-прежнему стояла мертвая тишина, словно весь эльфийский народ затаил дыхание – отчасти от ужаса, отчасти от изумления. Невеста наследника престола нарушила свадебные обычаи на своем пути в Башню. Королевская семья всегда поддерживала замкнутое, холодное высокомерие, нерушимое чувство собственного достоинства. Герматия же рисовалась, выставляла себя напоказ перед толпой, но народ Сильваноста, по-видимому, полюбил ее за это.

Поверх золотой мантии на Ситасе красовались церемониальные доспехи. Искусно выкованные нагрудные пластины и наплечники были покрыты ярко-зеленой эмалью. Кирасу украшали гербы Сильваноса, а к рукаву Ситас прикрепил крошечный алый бутон розы, маленький, но могущественный символ его бога-покровителя.

Когда Герматия приблизилась, жених, поддразнивая, спросил ее:

– Что ж, дорогая моя, празднование закончилось?

– Нет, – ответила она с нежной улыбкой. – Все только началось.

И они рука об руку подошли к Ситэлу.

Пир, начавшийся тем вечером, продолжался четыре дня. Все это сильно утомило молодоженов, и на исходе второго дня они укрылись на пятом этаже башни дворца Квинари, где для них были отделаны новые апартаменты. Той ночью Герматия и Ситас вдвоем стояли на балконе, выходившем к центру города, и наблюдали за шумным весельем внизу.

– Как ты думаешь, кто-нибудь из них помнит, что они празднуют? – спросила Герматия.

– Сегодня нет. Они вспомнят завтра, – убежденно ответил Ситас.

Ему пока что было неловко оставаться с ней наедине. Он так мало знал ее; его постоянно сверлила тайная мысль: а не сравнивает ли она его с Кит-Кананом? Несмотря на то, что внешне близнецы были почти неотличимы друг от друга, наследник Ситэла понимал, что по характеру они абсолютно противоположны. Ситас крепко вцепился в балконные перила – в первый раз за всю свою жизнь он растерялся и не знал, что теперь следует сказать или сделать.

– Ты счастлив? – после долгого молчания вымолвила Герматия.

– Я доволен, – осторожно ответил он.

– Как ты думаешь, ты когда-нибудь станешь счастливым? – застенчиво спросила она.

Ситас, обернувшись к жене, произнес:

– Я постараюсь.

– А ты не скучаешь по Кит-Канану?

На мгновение его безмятежные золотистые глаза затуманились.

– Да, я по нему тоскую. А ты, госпожа?

Герматия дотронулась до звездного камня, приколотого у ворота ее платья, затем медленно подалась к мужу и обняла его за талию.

– Нет, я не тоскую по Кит-Канану, – может быть, слишком убедительно произнесла она.

Лишившись своих доспехов и городской одежды, Кит-Канан теперь ходил в облегающей тунике из оленьей кожи и чулках, похожих на те, что носил Макели. Он пытался обогнуть древесный дом незаметно для мальчика.

– Ты у серого вяза, – послышался голос Макели.

Действительно, принц был там. Как он ни старался, все равно производил много шума. Мальчик должен был закрыть глаза, чтобы не заметить Кит-Канана, но острый слух его не подвел.

Кит-Канан, отступив на шесть футов назад по Собственным следам, присел на корточки. В лесу не раздавалось ни звука. Макели крикнул:

– Ты не сможешь ни к кому незаметно подкрасться, если будешь сидеть на месте.

Принц, наступая только на древесные корни, торчащие из ворохов опавших листьев, смог совершенно беззвучно сделать десять шагов. Макели молчал, и Кит-Канан усмехнулся про себя. Мальчишка не слышал его! Наконец-то.

Он перепрыгнул с корня на плоский камень, достаточно высокий для того, чтобы, стоя на нем, можно было дотянуться до нижней ветки тиса. Стараясь шуметь как можно меньше, Кит-Канан подтянулся по ветке, взобрался на дерево и прижался к стволу. Его зеленовато-коричневая туника совершенно сливалась с покрытой лишайником корой, светлые волосы скрывал капюшон. Не шевелясь, принц ждал. Теперь пришел его черед удивить парня!

Сейчас Макели пройдет мимо, и тогда он спрыгнет с дерева прямо на него. И вдруг кто-то стукнул его по капюшону. Подняв глаза, Кит-Канан увидел Макели, уцепившегося за дерево в трех футах над ним. От изумления принц чуть не свалился вниз.