«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма - Александр Чудинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее и в сфере науки, хотя она и представляла собою, по мнению Ромма, «диаметральную противоположность политике», поддержка власть имущих была необходима для успешной карьеры. Ромм это отлично понимал и достаточно рано стал обзаводиться знакомствами в окружении министра. Уже в марте 1775 года он вместе с М. Болатоном де ла Першем (парижским кузеном риомского Болатона) посетил в Версале его родственников – Дюпре де Лиля, врача при дворе графа Прованского, и Леклерка, бывшего помощника генерального контролера финансов Террэ, предшественника Тюрго. Через Леклерка Ромм познакомился с г-ном Пэзаном (Pesant), секретарем Тюрго. Однако это знакомство каких-либо существенных последствий не имело. Возможно, потому, что Ромм еще не решил, каким образом можно побудить министра принять участие в судьбе безвестного провинциала.
Лишь год спустя Ромм подготовил проект, достаточно конкретный и масштабный для того, чтобы привлечь внимание главы правительства, и с ним при поддержке влиятельных покровителей обратился к Тюрго. Идея Ромма, по словам де Виссака, состояла в радикальном преобразовании существовавшей в Риоме «Академии манежа», где с начала XVII века обучали молодых дворян верховой езде и фехтованию. После создания в 1776 году в овернском местечке Эффиа на базе местного ораторианского коллежа военной школы, «Академия манежа» фактически стала ее подразделением. Ромм же предложил учредить в Академии кафедру математики и экспериментальной физики, которая должна была решительно изменить содержание и качество образования в этом учебном заведении. Сам он выразил готовность взять на себя ответственную и почетную миссию руководителя этой кафедры.
Я не случайно использовал формулировку «по словам М. де Виссака», так как этот историк имел в своем распоряжении наиболее широкий круг документов, имеющих отношение к «академическому проекту» Ромма. Сегодня же мы располагаем только рядом писем Ромма Дюбрёлю, где упоминается об этом предприятии. Первое из них датировано 4 мая 1776 года. Начинается оно с такой фразы: «Мой дорогой друг, Вы оказали мне величайшую услугу, передав информацию о проекте, которую я Вам доверил, тем уважаемым людям, коих Вы мне назвали в своем последнем письме». Иными словами, задумка Ромма уже обсуждалась ранее в их переписке – в тех ее фрагментах, которые до нас не дошли.
Но как долго к тому времени Ромм занимался данным проектом? Об этом мы можем только догадываться, поскольку соответствующие документы, цитируемые де Виссаком, не датированы. О том, что к подготовке «академического проекта» Ромм приступил достаточно загодя, мы можем косвенно судить по снижению его активности в изучении медицины. Последние по времени аттестации о сдаче экзаменов, находящиеся в архиве Ромма, датированы июнем – июлем 1775 года. А это дает основание предположить, что, если он и записался на курсы следующего триместра, то осваивал их не настолько прилежно, чтобы подготовиться к итоговым экзаменам. Конечно, не стоит упускать из виду и вероятность того, что аттестации за более поздний период все же существовали, но в дальнейшем были просто утрачены. Однако в уже упоминавшемся письме от 4 мая 1776 года есть фраза, которая, похоже, является ответом на выраженную друзьями Ромма озабоченность относительно состояния его медицинских штудий:
«По поводу медицины, я считаю так же, как и Вы; но боюсь, у меня не будет недостатка во времени, необходимом для завершения курсов, на которые я записался. Однако нам придется решать этот вопрос, только если дело получит благоприятный исход, в чем пока еще можно сомневаться».
По-видимому, Дюбрёль выказал обеспокоенность тем, что Ромм, занимаясь своим «академическим проектом», забросил изучение медицины, почему тот и уверяет его, что, пока проект не принят, времени для занятий хватает, и только если задуманное увенчается успехом, тогда и придется решать, как быть дальше. Иначе говоря, какое-то основание для беспокойства у друзей Ромма все же было, и, вполне возможно, отсутствие в его архиве аттестаций за период после июля 1775 года связано именно с тем, что занятость подготовкой «академического проекта» заставила Ромма отодвинуть медицину на второй план. Если это предположение верно, подготовка проекта заняла как минимум несколько месяцев.
Впрочем, учитывая то, какие силы Ромм мобилизовал на данное предприятие, о меньших сроках говорить довольно сложно. По словам де Виссака, Ромм для продвижения своей идеи привлек в Париже графиню д’Арвиль, Даламбера, Кондорсе, уже известного нам математика Ш. Боссю и г-жу А.К. Гельвеций, вдову философа К.А. Гельвеция и хозяйку модного салона. Историк не упоминает здесь графа Головкина, но трудно представить себе, чтобы тот мог остаться в стороне от дела, имевшего столь важное значение для его друга. Тем более что граф, как отмечалось в одном из писем Ромма, имел непосредственный выход на генерального контролера финансов. Впрочем, кто бы ни входил в это «лобби», всех их надо было сначала убедить в обоснованности проекта и в необходимости оказать ему поддержку, для чего, разумеется, требовалось время. И только после этого можно было обращаться собственно к главе правительства.
Оригинал мемуара с изложением проекта, который Ромм подал министру, до нас не дошел. Мы можем судить об этом документе только по двум фрагментам, опубликованным де Виссаком:
«Разве не заслуживают особого покровительства экспериментальная физика, которая учит познавать природу, и математика, направляющая физику в ее исследованиях? Их полезность более чем убедительно доказана многочисленными примерами применения в ремеслах, а также тем, что они наилучшим образом способствуют развитию мышления и приучают ум отделять истинное от вероятного. Подтверждаемые нашими ощущениями и имеющие практическую пользу выводы физики слишком тесно связаны с абстрактными положениями математики для того, чтобы можно было разделить эти две науки, одна из которых является инструментом другой».
«Эти соображения, относящиеся ко всем провинциям, имеют особое значение для Оверни. У ее обитателей нет другой возможности стать полезными обществу, кроме как найти себе место в каком-либо из судебных учреждений. Многочисленное население, поглощающее все плоды земледелия своей области, превратится в источник богатства для государства, если обратить праздную молодежь к ремеслам и наукам. Юные дворяне, чтобы подготовиться к военной службе, которая обычно становится их уделом, не имеют иного учебного заведения, кроме Академии верховой езды. Но разве не будет более последовательно решена задача, которую ставило перед собой правительство, создавая этот институт, если дополнить его кафедрой математики и физики? Война превратилась в сложное искусство и требует специальных знаний, с тех пор как ее возвели в систему».
Помимо парижан, Ромм попытался заинтересовать своей идеей и овернскую элиту. По свидетельству де Виссака, он обратился за содействием к влиятельным нотаблям Риома, с которыми поддерживал добрые отношения: к П. Андро, заместителю мэра города, и Ф.Г. Деведьеру, советнику президиала. Кроме того, Ромм направил послание с изложением своего проекта высшему должностному лицу провинции – интенданту Оверни Ш.А.К. Шазера (Chazerat), где, в частности, говорилось:
«Создание подобного учреждения [кафедры физики и математики. – А.Ч.] имело бы неисчислимые последствия. Жители, став более умелыми и просвещенными, превратили бы обширные болота, коими изобилуют окрестности Риома и Клермона, в сельскохозяйственные угодья. Всевозможные плоды земледелия, которым природа здесь благоприятствует и которые пока известны лишь натуралистам, позволили бы заложить несколько мануфактур. Для процветания же торговли осталось бы лишь построить новые дороги и сделать реки более судоходными».