Тень всадника - Анатолий Гладилин

- Разве вас не ждут?

Ждали. Я видел. Плохо скрывая свои чувства, я посмотрел на полковника, и Лалонд поспешно отвел глаза.

Впервые за мое пребывание в казарме я получил три письма. Пришли с коротким интервалом. Конверты, надписанные круглым почерком, без обратного адреса. Я не вскрыл их. Однажды Жозефина черкнула мне записку, и я обратил внимание на округлость букв... Я собирался хранить письма как залоговый билет возврата в Пасси (если не выдержу, если сорвусь), но носить их в кармане мундира было не очень удобно. Я уж отмечал: армейские мундиры аккумулируют специфическое амбре (поэтому Жозефина купила мне сразу штатскую одежду и требовала, чтоб в ее доме я принимал ванну каждый день!!! То есть... Именно так!.. Задним числом я обиделся на Жозефину, холил, поливал из лейки эту обиду, обида придавала мне решимости противостоять соблазну). В любом случае я не хотел, чтобы письма набрали казарменный душок. И потом, в манеже я оставлял китель на вешалке, письма могли вытащить. Прятать в комнате? При желании их легко найдут. Кто? Те, кто видят и слышат сквозь стены.

Я стал мнительным, нервозным, мне казалось, что за мной шпионят...

Короче, я сжег письма. Компрометировать Жозефину не входило в мои планы.

А что входило? Ждать. Эполетами ее не удивишь, офицерское жалованье для нее - медные гроши, да я и не очень-то верил в свою успешную армейскую карьеру. Однако Жозефине 32 года, и когда-нибудь развратник Баррас предпочтет ей юных мастериц... Некому будет оплачивать особняк в Пасси и карету Жан-Жака. Бедная вдова с двумя детьми укроется в деревенской халупе (воображение дорисовывало соломенную крышу и грядки с морковной ботвой на огороде), подальше от злых языков. И вот тогда Жером Готар в своем пропахшем потом мундире медленно подъедет верхом, накрепко привяжет коня к покосившимся воротам и скажет:

- Мадам, ваш покорный слуга.

* * *

Незнакомый офицер обратился ко мне, как к старому приятелю: "Готар, помогите мне..." Я спустился за ним в подвальный коридор казармы (не подозревал о его существовании), он открыл какую-то дверь, улыбаясь, пропустил меня вперед. Дверь за мной захлопнулась, лязгнув замком.

- Садитесь, капитан Готар, - раздался начальственный голос из глубины комнаты.

Я сел за маленький столик, на котором горела свеча. С обеих сторон от меня, чуть наискосок, два больших зеркала. В них я хорошо видел себя и пламя свечи, но едва-едва различал три силуэта в глубине комнаты.

- Вы догадываетесь, где вы находитесь? - спросил меня тот же голос.

- Помещение для допросов военной разведки.

Пауза.

- Почему вы так уверены?

- Не знаю. Не могу сказать. Но я уверен, что вы пришли от Барраса.

После паузы, более длительной, другой голос:

- Готар, в результате контузии вы потеряли память, но не потеряли способность быстро схватывать ситуацию. Обнадеживающий признак - ведь я один из тех врачей, кто лечил вас в госпитале. Значит, ваша память со временем восстановится.

Силуэт приблизился. Танец теней. Пламя свечи заколебалось. На столе оказался стакан с какой-то жидкостью.

- Выпейте, Готар, это лекарство. Оно поможет прояснить память, правда, на короткий срок. Потом будет болеть голова, но так надо, Готар.

- Понятно, - сказал я, сжимая стакан и собираясь выплеснуть его содержимое на пол, - Баррас приказал вам меня отравить.

В полумраке другой половины комнаты засмеялись:

- Если бы Баррас хотел от вас отделаться, он придумал бы способ поэлегантнее. И полиция не вмешалась бы так энергично в вашу дуэль с полковником Неем на площади Святой Екатерины.

- У вас хорошая информация.

- Но нет той, которую мы надеемся от вас получить.

Я чуть не задохнулся от возмущения. За кого они меня принимают? Да, капитан Отеро просвещал меня "по политике", не скрывая своих симпатий и антипатий, ведь я же ни в чем не разбирался. Но я армейский офицер, а не доносчик! Или они желают выпытать у меня какие-то подробности касательно Жозефины? Мерзавцы!

Третий голос, мягкий, вкрадчивый. Такой дружественный, такой знакомый, что, услышав его, я даже вздрогнул.

- Капитан Готар, мы вас настойчиво просим и предупреждаем: не ведите, повторяем, никогда больше не ведите самостоятельных расследований! У человека, к которому вы обратились, неприятности... серьезные неприятности.

Они и это знают? Они все знают, неужели ты не понял? Они знают больше, чем записано в твоем полковом досье. Тогда у меня к ним множество вопросов... Но сначала надо выгородить человека, попавшего в беду.

- Передайте Баррасу, что мной руководили не личные цели. Я действовал так в интересах Республики. Хотел знать, кто замешан в роялистском заговоре. А почему чиновник исполнил...

Третий голос, не меняя дружественной интонации, перебил меня:

- Это детали, Готар, второстепенные детали. Главное, что вы правильно оценили опасность. Поэтому мы к вам пришли. И придем опять, если потребуют чрезвычайные обстоятельства. Это наша инициатива, не Барраса. Баррас по своей должности получит необходимую информацию - и только. Время не терпит, Готар. Выпейте лекарство.

Я выпил. Третий голос продолжал:

- Вы абсолютно правы, капитан. Зреет роялистский заговор. Заговор разветвленный, в него втянуты значительные силы. Заговорщики формируют штурмовые колонны. Республика в опасности! Завоевания Революции в опасности! Патриоты должны сплотиться. Роялистский заговор, Готар.

...Третий голос варьировал одни и те же фразы, но этот набор слов меня успокаивал. В нем было что-то привычное. Где я мог слышать этот голос, почему он мне знаком? Или просто мне знакома интонация, с которой произносятся эти слова? В голосе теперь как будто пели трубы, стучали барабаны. Тра-та-та, Республика в опасности! Та-та-та, та-та-а-а-а, роялистский заговор, первая шеренга - в ружье!.. Слегка кружилась голова. То ли от лекарства, то ли от повторения фраз. Но вот я уловил нечто новое:

- Десятого мессидора прошлого года бригадный генерал артиллерии Наполеон Бонапарт был вызван в Революционный трибунал. Суд не состоялся, ибо в дело вмешался член Комитета общественного спасения, человек, обладавший тогда огромным влиянием, который специально явился на слушание. После Девятого термидора материалы по обвинению Бонапарта исчезли из архивов, как и многие другие дела. Однако вы, Готар, по чистой случайности прочли это досье. Напрягите память, вспомните, что там было. Обвинялся ли Бонапарт в связях с роялистами?

Неожиданно прямо перед глазами отчетливо всплыли рукописные листы, и с убежденностью, поразившей меня самого, я произнес:

- Дело строилось на ложном доносе майора Лекруа, бывшего королевского гвардейца. Лекруа обошли чином, и он сводил счеты с Бонапартом. Генерал Бонапарт никогда не был связан с роялистами. Наоборот, симпатизировал якобинцам. Генеральское звание Бонапарт получил по рапорту комиссара Конвента Огюста Робеспьера, брата Неподкупного...