Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории - Уилл Сторр

чем какие-либо другие, характеризовали его личность и предопределили решения, сформировавшие сюжет его жизни.

2.2. Личность и окружающая обстановка

Проявить личность персонажей рассказчик может во всем, к чему они имеют отношение: в мыслях, диалогах, поведении в обществе, воспоминаниях, мечтах и сожалениях. В том, как они ведут себя в автомобильных пробках, что думают про Рождество и как реагируют на пчел. «Человеческие личности немного напоминают фракталы, – пишет психолог Дэниел Неттл. – Мы говорим даже не столько о том, что взгляд на жизнь как на крупномасштабное повествование – любовь, карьера, дружба – выявляет последовательные тенденции, в рамках которых мы зачастую повторяем одни и те же ошибки или достигаем одних и тех же успехов. Скорее даже наши малейшие взаимодействия – то, как мы ходим в магазин, одеваемся, общаемся с незнакомцами в транспорте, украшаем наши дома, – лучше показывают одни и те же шаблоны, которые можно заметить, если посмотреть на жизнь в целом»[131].

Человеческая среда переполнена знаками, указывающими на ее обитателей. Люди делают «личностные заявления»[132] самыми разными способами. Выставляют напоказ дипломы, татуировки, книги и другие значимые вещи. Это выдает их желание быть воспринятыми определенным образом. Люди используют «регуляторы чувств»: мотивационные постеры, ароматические свечи и предметы, вызывающие чувства ностальгии, любви и воодушевления. Экстраверты, подзаряжающиеся от ярких цветов, часто одеваются и украшают свои дома соответствующим образом; интроверты же, напротив, предпочитают спокойствие сдержанных тонов. Некоторые следы мы оставляем за собой случайно, например спрятанную бутылку вина, обрывки записки или вмятину в стене. В психологии это называют «поведенческими остатками»[133]. Психолог Сэм Гослинг советует любознательным обращать внимание на «расхождения между сигналами, которые люди посылают себе и остальным»[134]. Когда человек транслирует одну версию себя в личном пространстве и совсем другую – в коридорах, кухнях и офисах, нетрудно разглядеть в этом изворотливую попытку «расщепить самого себя».

В романе «Хроника одного скандала» Зои Хеллер одаряет наши нейронные модели блестящим описанием домашней обстановки двух центральных персонажей. Когда Барбара Коветт (низкая открытость опыту, низкое дружелюбие, высокая добросовестность), от лица которой ведется повествование, оказывается в гостях у Шебы Харт (обратные качества), перед нами ярко раскрывается вся суть противоположности их характеров. Коветт вспоминает, что в тех редких случаях, когда к ней заглядывали гости, она «буквально вылизывала всю квартиру» и даже прихорашивала кошку. И тем не менее все равно испытывала «жуткое чувство беспомощности, будто выставленная напоказ… Будто не моя самая заурядная гостиная была открыта чужому взору, а корзина с грязным бельем». Такого нельзя было сказать про Шебу. В ее гостиной, обустроенной с «мещанской самонадеянностью», Барбара обнаруживает беспорядок, который сама «вряд ли стерпела бы»: «невзрачную, громоздкую мебель», «разбросанное по углам детское белье», «какое-то деревянное, возможно африканское, орудие довольно подозрительного вида», от которого «наверняка воняет». Каминная полка выглядит как «бюро находок… листок с детскими каракулями, розовый обломок конструктора, паспорт и престарелый банан».

Захламленная гостиная, к удивлению самой Барбары, вызывает в ней чувство зависти и наводит на печальные мысли, проливающие свет на особенности ее характера, а также лишний раз подчеркивает, как личность человека неизбежно просачивается в окружающее его пространство.

Личные вещи, обстановка – всё, что окружает одинокого человека, – так и норовят напомнить об унылой стабильности его существования. Ты можешь с тоскливой точностью назвать происхождение любого предмета, к которому прикасаешься, или дату, когда прикасалась к нему в последний раз. Пять подушечек, взбитые и изящно разложенные на диване, так месяцами и лежат, если только ты сама не вздумаешь устроить из них художественный беспорядок. Уровень соли в солонке уменьшается с безнадежно одинаковой скоростью: день за днем, день за днем. Сидя в доме Шебы среди мусора, оставленного его неаккуратными обитателями, я поняла, какое удовольствие можно получить от того лишь, что твоя повседневная жизнь проходит рядом с другими[135].

В этом ярком и трогательном описании пяти взбитых подушечек и соли в солонке мы слышим вопль одинокого человека.

Из-за нашего обыкновения наполнять пространство знаками, раскрывающими личность, журналисты предпочитают приходить в дома интервьюируемых ими людей. Когда журналист Линн Барбер брала интервью у легендарного архитектора Захи Хадид, ей удалось немного осмотреть «голый белый пентхаус» до приезда его хозяйки. Квартира, в которой Хадид жила в течение двух с половиной лет, по словам Барбер, обладала «очарованием автомобильного салона».

Здесь все чрезвычайно, гнетуще жесткое. Нет ни занавесок, ни ковров, ни подушек – вообще ничего мягкого. Мебель, если это можно так назвать, представляет собой гладкие бесформенные выступы из армированного стеклопластика, выкрашенные автомобильной краской… Чуть уютнее выглядит ее спальня, где хотя бы можно опознать кровать, небольшой восточный коврик и столик со всеми ее украшениями и флаконами духов, но на этом все и заканчивается.

Комнаты, пишет Барбер, «должны приоткрывать тайны нашей личности, но это похоже на заявление об отсутствии таковой». Разумеется, красочное и детальное описание обстановки помогает нам познакомиться с Хадид еще до того, как она сама появится перед нами.

2.3. Личность и точка зрения

Каким бы мощным фактором ни являлся тип личности, мы не просто интроверты, экстраверты или кто-то там еще. Черты личности сопряжены с культурным, социальным и экономическим контекстами, а также с нашим личным опытом. Всё вместе формирует нашу уникальную нейронную модель реальности, в которой мы живем.

Столкновение с мышлением, полностью отличающимся от нашего и при этом играющим ключевую роль в раскрытии персонажа и сюжета, – одно из самых захватывающих ощущений, которые может подарить история. Мы видим ее глазами героя. Перед нами раскрывается целая карта знаков, полная намеков на слабости персонажей и вырастающие из них сюжетные линии. На мой взгляд, это самое недооцененное авторами качество художественной литературы. В слишком многих книгах и фильмах персонажи поначалу напоминают отшлифованные и обезличенные человекоподобные контуры, в которые вписана в лучшем случае одна или две занятные детали. Подобные персонажи наполняются жизнью лишь по мере развития событий сюжета. Куда интереснее оказаться в ошеломлении и восторге от того, как с первой же страницы попадаешь в мир несовершенного, увлекательного, особенного и реалистичного мышления. С этим блистательно справляется Чарльз Буковски в стартовом абзаце «Почтамта»:

В начале была ошибка.

Стояло Рождество, и от алкаша, жившего на горке, я узнал, что туда берут чуть ли не всех подряд: он проделывал этот финт каждый год, потому я и пошел. И не успел глазом моргнуть, как у меня на горбу оказался кожаный мешок и я его в