Бессонница - Евгений Рудашевский

– Мы как-то помирились. Дедушка стал иногда заглядывать к нам. Я ведь поначалу и не знала, что это плохо – то, что он меня трогал. Может, вообще забыла бы об этом, если б не все эти разборки. А потом я увидела, что дедушка страдает, что он чувствует себя виноватым, и стала думать, что всё-таки это важно и плохо – то, что он позволял себе такое.

Я растерянно посмотрел на Эшли. Не знал, что сказать в ответ. Только вспомнил длинные холёные ногти профессора Джей. Я понял, что уже никогда не приду на его занятия. И не буду показывать ему новое эссе. И на письма не буду отвечать. Он иногда делал рассылку на университетские адреса студентов и теперь наверняка поинтересуется, куда я пропал. А я не отвечу. И не поздороваюсь, если увижу где-нибудь в кампусе, потому что сразу буду думать о его ногтях и о том, как он трогал Эшли, когда она была маленькой.

– Дедушка помог мне получить скидку в университете. Я даже думала, что у нас опять всё будет хорошо, что мама его окончательно простит. Ведь с тех пор мы ни разу вместе не отмечали ни День благодарения, ни Рождество, да и вообще виделись редко. А два года назад я была у него в квартире. Сама не знаю, как так получилось, но я стала копаться в его столе. Даже не помню, что там искала. Наверное, думала, найду что-нибудь важное – нечто такое, что объяснит, почему дедушка так со мной поступил. А нашла фотографии.

– Фотографии?

– Да. Фотографии, как он меня трогает. Я даже не знала, что он тогда всё это снимал. Завязывал мне глаза и… даже столько лет спустя хранил все эти снимки. Или не все; может, их было больше, я не знаю.

– Ты поэтому два года назад прыгнула под машину?

– Да.

– И никому про фотографии не сказала?

– Нет. Даже дедушке. Они, наверное, ещё лежат у него в столе.

Я больше ни о чём не спрашивал. Только думал о том, что не хочу ни на шаг отходить от Эшли. Быть всегда рядом. Каждую минуту. И я, конечно, знал, что больше при ней ни слова не скажу про её дедушку. Собственно, теперь не будет и повода. А то, что я перестану ходить на его занятия, так это не страшно. Я и так уже многие занятия прогуливал. Почти не ходил на конституционное право. Итоговая оценка меня теперь не интересовала. Я знал, что не буду сдавать итоговые тесты и эссе, не буду готовиться к зимней сессии в Москве. Меня всё это уже не интересовало.

В эту пятницу мы с Эшли, Мэтом и Крис участвовали в благотворительном ужине – кормили бездомных. Всего собралось двадцать студентов. Первым делом нас отвели в Уилсон-холл и целый час объясняли, как себя вести. Эшли, Мэт и Крис уже бывали на таких выездах, но всё равно слушали внимательно, и мне показалось, что это забавно, потому что говорили нам, в общем-то, банальные вещи. Сказали, что главное на благотворительном ужине – наша безопасность.

– Никаких кошельков. Никто не берёт с собой денег. Это раз, – перечисляла одна из организаторов.

Это была очень бодрая женщина с тяжёлой причёской из африканских косичек. Я всегда боялся таких людей – слишком уверенных в себе и в окружающем мире, если и не горящих, как римские свечи, то уж точно готовых каждый день выжимать в пол свою педаль газа и при первой возможности цеплять к себе сразу несколько гружёных прицепов.

– Я ещё повторю, но уже сейчас слушайте внимательно. Никто не ходит поодиночке. Это два. Что бы ни случилось, кто-то из ваших друзей должен быть рядом. И никто не принимает никаких подарков. Это три. Всё понятно?

Кроме этих трёх правил, было ещё пять или шесть, но я почти не слушал их, а только разглядывал женщину и думал, всегда ли она такая и как ей удаётся говорить так строго, чётко и при этом улыбаться, показывая, что она доброжелательная. Мне захотелось увидеть, какая она дома, когда на неё никто не смотрит. Почему-то я был уверен, что даже наедине с собой она оставалась такой же заряженной, прямолинейной и очень живой. Наверное, таким людям нельзя останавливаться. Они не умеют стоять. А если остановятся, то упадут, как какой-нибудь велосипед без подножки. Собственно, весь час я только об этом и думал и почти ничего не уловил из инструкции. В итоге это сыграло со мной злую шутку.

Вечером, к семи часам, мы на двух угловатых «Ford Transit» спустились под один из чикагских мостов и там, возле мусорных баков, устроили открытую столовую. Растянули по раскладным столикам скатерть, поставили баки с газировкой, вытащили большие изотермические контейнеры и стали раскладывать еду по пластиковым тарелкам. На вывоз бездомным пошло всё, что осталось от ужина в студенческой столовой. Вообще, еды было много, и я думал, что людей тоже будет много, но в первые двадцать минут к нам никто не подошёл.

В одном из фургонов включили Синатру. Когда заиграла «A man alone», мы с Эшли переглянулись, и было приятно, что никто другой этого взгляда не прочитал бы, а мы так ничего и не сказали вслух – одного взгляда было достаточно, чтобы понять друг друга. А когда заиграла «Lonesome cities», тут даже обмениваться взглядами не понадобилось – мы оба знали, о чём сейчас думаем.

«And there’s a few more lonesome cities that I’d like to see… Bridge or two I’d like to cross»[7].

Я уж решил, что мы так и простоим в одиночестве под ночным мостом и что в конце концов сами начнём есть привезённую еду, и это было бы забавно – получилось бы, что мы просто выехали на такой урбанистический пикник. Сказал об этом Эш – предложил ей сделать соответствующий рисунок. Она рассмеялась. Потом сказал Крис, которая отходила о чём-то говорить с той самой женщиной с тяжёлой причёской, но Крис сказала, что ничего весёлого тут нет, что бездомные стесняются приходить, хотя все знают о традиции нашего университета по пятницам устраивать бесплатные столовые. Правда, всякий раз столовые были в разных местах, наверное, это вносило определённую путаницу. Но потом появились первые бездомные, и тут уж было не до Синатры и не до шуток.

Каждый студент должен был выбрать себе подопечного, показать ему, где что лежит, и обязательно ужинать вместе с ним. Женщина с тяжёлой причёской ещё по дороге сказала: для бездомных важно, что мы будем есть одну пищу – так, будто мы друзья. И попросила не задавать слишком личных вопросов и ни с кем не спорить – слушать, что тебе говорят, а в случае чего – отходить в сторону или обращаться к ней. Мэт сказал, что однажды пришлось вызвать полицию, потому что к столовой пришло несколько наркоманов и все тогда испугались, что они сделают что-нибудь плохое. Правда, они ничего такого не сделали, просто набрали еды и ушли, но организаторам это не понравилось, потому что по их правилам бездомные должны были всё съедать на месте и при этом обязательно общаться со студентами.

Я какое-то время стоял один и чувствовал себя глупо, будто уступал всем в каком-то необъявленном соревновании. Эшли, Мэт и Крис чуть ли не первые схватили себе бездомных и сразу нашли, о чём с ними говорить, а я в итоге ел в одиночестве. Но потом подошли другие, и теперь каждый мог выбрать себе подопечного.