По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Несмотря на усиленные хлопоты проводника, мы с трудом могли собрать здесь достаточное количество фуража, да и то по цене, значительно превышающей сучжоускую.

В селении Ша-гоу мы только ночевали и ранним утром тронулись дальше.

Долиной Ма-гэ-чэна мы шли километров пять, имея вправо отроги Хэй-шаня, а влево гору То-хо-тай-цзы, представляющую одну из самых высоких точек Чи-цзинь-шаня, иначе Чао-цзянь-шаня. Но уже к концу этого участка дороги горы заметно раздвинулись, и река выбежала в обширную котловину, которую нам и предстояло теперь перейти. Река Ма-гэ-чэн уходила здесь вправо, но русло ее, зарывшееся в песчано-глинистую почву котловины, мы могли проследить самое большее что на километр; несомненно, однако, что оно протягивается далеко к северо-востоку, может быть достигая населенного монголами урочища, в центре которого, как нам говорили, имеется небольшой водоем. Крейтнер называет его Па-лин-хай[233]. Таково ли действительно современное его название, я не знаю, так как, к сожалению, утратил относящуюся до него запись; древнее же название урочища, как кажется, было Хоу-лю-вань.

Котловину мы пересекли в северо-северо-западном направлении и, только подойдя уже к бугристым пескам, с юга окаймляющим оазис Инь-пань-фу-цзы, иначе Хо-хой-цзы, свернули на север. В общем от устья Ма-гэ-чэнского ущелья до оазиса мы насчитали тридцать два километра, из коих на долю песков пришлось не более четырех километров; все же остальное пространство занимала глинисто-песчано-галечная пустыня, ровная, да и голая, как ладонь.

На первых порах нам еще попадались сухие русла временных потоков, выносящих воду с массива То-хо-тан-цзы на северо-восток, к котловине Па-лин-хай, но далее даже и эти вымоины перестали разнообразить монотонный характер пустыни, широкой, ровной скатертью уходившей на север.

Туда, палимые солнцем, погоняли мы своих лошадей, но прошло добрых четыре часа времени, прежде чем мы завидели впереди узкую полосу зелени. Наконец-то!

Но нет, это был еще не оазис, а заросли Lycium и Nitraria на песчаных буграх, опоясывающих с юга оазис. Сперва мы встретили летучие пески, редкими холмиками набросанные на глинистой почве пустыни, а затем дорога вступила в бугристые пески, уже закрепленные густой растительностью. Подвижные пески имели в высоту не более полутора метров, закрепленные – и того меньше. Простирание их весьма коротких гребней (наибольший из песчаных валов не имел и 10 м в длину) было северо-северо-восточным, заветренный их склон, т. е. более крутой, обращен был на запад. О тех же песках, хотя и лежавших дальше к востоку, В. А. Обручев пишет следующее: «Простирание гребней барханов и барханных валов NO 30°, крутые склоны обращены к OSO; но формы сглажены вчерашним дождем и последними SO-ветрами, насыпавшими пологие откосы у крутых склонов и срезавшими острые гребни»[234]. Сопоставление этих наблюдений указывает на весьма интересную климатическую особенность котловины Инь-пань-фу-цзы, а именно, что господствующие в ней летом северо-западные ветры к осени сменяются юго-восточными.

Оазис Инь-пань-фу-цзы занимает площадь, равную приблизительно 34 кв. км. В его центре выстроен обнесенный глинобитной стеной городок, который собственно и носит приведенное выше название Инь-пань-фу. В прежнее, однако, время он, по-видимому, носил иное название: в китайской географической литературе мы находим указание, что на северо-запад от крепости Хой-хой-пу, за горой Ку-ань-тай, находится городок Шань-ма, через который проходит большая дорога на Хунду-лэн. Это, надо думать, и есть наш городок.

Добиться, при помощи Сарымсака, ясного указания на источник снабжения оазиса водой я не мог; но у меня составилось убеждение, что Инь-пань-фу-цзы живет главным образом водою ключей и в меньшей степени водой р. Чи-ю-хэ. Во всяком, случае воды должно потребляться здесь больше, чем может дать одна Чи-ю-хэ, и бежит она по оазису с такой стремительностью, которая ясно указывает на крутой уклон котловины к востоку. Русла р. Чи-ю-хэ я не встретил; имея, однако, в виду, что В. А. Обручев говорит о русле, даже о нескольких руслах на южной окраине песков[235], вполне допускаю, что я его проглядел или, что также возможно, что на моем пути его затянуло песком. Как бы то ни было, большое число колодцев в Инь-пань-фу-цзы с затхлой, солоноватой водой свидетельствует о временами случающемся здесь недостатке в проточной воде. Этот недостаток, в свою очередь, вполне объясняет и незначительность местных полей, и очень малую их урожайность.

Бивуаком мы встали близ городских стен, у арыка, осененного огромными тополями. Вечером нас посетили здесь два субъекта, национальность коих мы, конечно, не отгадали бы, не назовись они монголами с северных склонов Нань-Шаня. Монгольского в них, однако, ничего не было ни в костюме, полукитайском, полутангутском, ни в типе лица, овального, с скрытыми скуловыми дугами, прямым носом и выдающимся подбородком; говорили они, впрочем, по-монгольски настолько хорошо, что Сарымсак понимал их без затруднения. В Инь-пань-фу их завел случай: потеря одним из них трубки; ехали же они в Ном, стало быть по одному пути с нами. Сарымсак объяснил нам, что они были бы рады примкнуть к нашему каравану. Это и нам было на руку, так как мы убедились, что имеем дело с людьми, хорошо знающими пустыню. Итак, с этого же вечера они поступили на наше иждивенье, а взамен должны были посвящать нас в тайны окрестной страны.

С места же они рассказали нам следующее о дороге, пересекающей оазис и соединяющей Мо-чэн с Юй-мынем. От Инь-пань-фу до Мо-чэна (Мо-мыня) считается 310 ли. Первый раз ночуют на ключах у монголов, второй – близ пикета Тулан-ортэн, от которого уже не более 30 ли до города. До монголов путь идет сначала песками, а затем гоби, т. е. каменистой пустыней; отсюда же некоторое время пригорками, потом опять песками и, наконец, глинисто-песчаною степью, поросшею хармыком (Nitraria), сухаем (Tamarix), бурульчжином (Calligonum) и ближе к Эцзин-голу – тора(Populus euphratica).

Западная часть оазиса Инь-пань-фу-цзы, которой мы следовали 8 сентября, выглядела не менее уныло, чем восточная; фанзы попадались редко, и их наружное убожество не скрашивалось даже деревьями, которые росли в одиночку и притом чаще всего вдоль арыков; желтая глинисто-песчаная почва, только местами прикрытая порослями джантака и лебеды (Chenopodium album L.) или затянутая песком, смотрела так же мертво, как и в пустыне; плоские ямы с остатками застоявшейся в них воды и потрескавшейся по краям глиной тоже не представляли ничего привлекательного, и только любопытным взором провожавшие караван верблюды вносили некоторое оживление в эту картину.

Оазисом мы шли четыре километра, а затем вновь вступили в полосу бугристых песков, густо поросших гребенщиком, Nitraria Schoberi, Lycium ruthenicum, Calligonum sp. и Cynanchum sp., к которым на солонцах, составляющих почву впадин между буграми, примешивался джантак, Salsola sp., Karelinia caspia Less. и полынь (Artemisia inodora?). Северная граница этих песков намечена была не столь резко, как южная, к югу от Инь-пань-фу, так как хотя бугры исчезли уже на восьмом километре от последнего, но песок еще на протяжении двух километров устилал более или менее тонким слоем почву каменистой пустыни; он подернут был рябью и казался совсем бесплодным; его оживляли только ящерицы (Eremias multiocellata Gnthr. и Phrynocephalus versicolor var. doriai Bedr.), вообще очень многочисленные в окрестностях Инь-пань-фу.