Султанат Оман. Легенды, сказания и факты истории - Игорь Сенченко

На следующий день (3 марта) сеййид Файсал ибн Турки в сопровождении сына, брата и свиты посетил оба крейсера. Находясь на русском корабле, «был тронут церемониалом встречи и громким приветственным “ура” команды. Особенно заинтересовался стрельбой из скорострельной пушки “Максим”»[528].

Когда султан осматривал корабль «Боярин», то командир английского крейсера 3-го ранга «Персей» («Perseus»), покинувший во время посещения султаном русского и французского судов внутреннюю Маскатскую бухту, устроил на внешнем рейде «артиллерийские военные стрельбы и маневры на полном ходу». Таким поведением, вызвавшим у В. Ф. Сарычева некоторое недоумение, командир английского крейсера, Эдмунд Пирс, с которым В. Сарычев был знаком лично, хотел, по-видимому, продемонстрировать недовольство англичан визитом правителя Омана на русский корабль. У русских же моряков «нервные, – по их выражению, – действия бриттов вызывали только улыбки, и служили поводом для разного рода острот». Крейсер «Персей», говорили они, «видимо, заболел с досады, увидев в Маскате русских, и поэтому бегает взад и вперед». Обратили внимание на «дерганое поведение англичан», со слов Г. Овсеенко, и маскатские арабы.

Прощаясь, командир крейсера В. Ф. Сарычев поднес султану подарок – богатый чайный серебряный сервиз. Покидал корабль правитель Омана под «залпы артиллерийского салюта».

Вместе с командиром крейсера «Боярин» Г. Овсеенко нанес визит и новому французскому консулу в Маскате, г-ну Дорвилю, сменившему на этом посту г-на Лоранса.

В Маскате, сообщал Г. Овсеенко, «имело место дружеское прощание русского и французского крейсеров»; и 4 марта, утром, корабли покинули Маскатскую бухту[529].

В депеше (от 27.03.1903) в Париж временный поверенный Франции в России сообщал, что граф В. Ламздорф от имени своего правительства высказал на встрече с ним удовлетворение Санкт-Петербурга итогами совместного похода. Этот поход, как выразился русский министр, «высветил политическую гармонию России и Франции в водах Персидского залива»[530].

Миссия военной дипломатии «Боярина» принесла России неплохие дивиденды, притом как в плане упрочения авторитета Государства Российского в зоне Персидского залива, так и с точки зрения налаживания связей с влиятельными шейхами Неджда из рода Аль Са’уд.

Есть основания считать, что без помощи и содействия капитанов и экипажей кораблей Военно-морского флота России, открывших для Отечества в ходе их миссий военной дипломатии «закрытые шейхства» Аравии, деятельность в зоне Персидского залива российской дипломатии по реализации там «политики дела» была бы сопряжена с большим риском срывов и разочарований.

Архивные документы свидетельствуют, что русские военные корабли находились в фарватере большой политики Российской империи в зоне Персидского залива. Их миссии военной дипломатии в этом районе мира определенно оказались успешными, а для интересов Отечества – чрезвычайно важными. Подтверждением тому – и достигнутая во время этих миссий договоренность о дипломатическом присутствии России в Маскате (ее реализации помешала Русско-японская война), и просьба эмира Кувейта шейха Мубарака «обратить на него внимание», и доверительные контакты, установленные со знатным и влиятельным в Верхней Аравии семейством Аль Са’уд. К сказанному выше следует добавить также и отчетливо прозвучавшие во время встреч и бесед с командирами русских кораблей заверения правителей Маската и Кувейта в их заинтересованности и готовности к налаживанию с Россией широких торговых связей.

По результатам миссий военной дипломатии, предпринятых в зоне Персидского залива кораблями «Гиляк», «Варяг», «Аскольд» и «Боярин», император Николай II решил «ввести в традицию» кораблей Российского Императорского флота, следовавших на Дальний Восток, совершать заходы в Персидский залив, дабы демонстрировать тем самым, что международные морские конвенции о свободе мореплавания действуют. Притом на всех, без исключения, морских просторах. И что никто не вправе посягать на них, кем бы он ни был. Министерство иностранных дел совместно с Морским ведомством России рассматривали даже вопрос о «постоянном пребывании Андреевского флага в водах Персидского залива» путем выделения стационера в распоряжение российского генерального консульства в Бушире. Претворению этой инициативы в жизнь также помешала Русско-японская война.

Походы в Персидский залив русских военных кораблей позитивно отразились на состоянии международных отношений в данном районе мира. В то же время они рельефно высветили и его возросшее значение в системе международного морского судоходства, равно как и в структуре внешнеполитических координат не только Англии, но и Франции, Германии и России.

Высокой памяти потомков достоин вклад офицеров и матросов первых четырех кораблей Военно-морского флота Российской империи, посетивших Персидский залив, в дело «усиления обаяния» России среди народов обоих его побережий вообще и Прибрежной Аравии в частности. Или, как выражались российские дипломаты, – в «обозначение силуэта Державы Российской в сердцах и умах населения Прибрежной Персии и “Острова арабов”».

К сведению читателя, первым русским военным кораблем, побывавшем в Маскате (сентябрь 1893 г., в Персидский залив судно не заходило), хронисты называют крейсер «Нижний Новгород»[531].

Уже после первых двух походов русских кораблей престиж России в бассейне Персидского залива заметно вырос. Даже пираты, регулярно грабившие все, без разбора, торговые суда у входа в Персидский залив и в Шатт-эль-Араб, пароходы под русским флагом, редко появлявшиеся тогда в тамошних водах, старались обходить стороной, рассказывал в своих увлекательных воспоминаниях русский ученый Николай Васильевич Богоявленский, посещавший в 1902 г. Персидский залив и бывавший в Маскате. Именно поэтому во время морского перехода в Кувейт экипаж и пассажиры их парусника решили «обезопасить себя от пиратов», подняв на паруснике русский флаг. Поскольку такового не оказалось, флаг тут же, на месте, и смастерили: из его белого полотенца, красной чалмы состоявшего при нем переводчика, и окрашенной в цвет индиго наволочки, снятой с подушки какого-то «месопотамского турка», находившегося на борту их судна. Задумка с флагом сработала, писал Н. Богоявленский; и все они, и путешественники, и торговцы с грузами, благополучно добрались до Кувейта[532].