Алмазные псы - Аластер Рейнольдс

– Давайте поторопимся, – поддержал его Николоси.

Я изо всех сил старалась не отстать от Николоси, который возглавил процессию. Он продвигался вперед энергичными толчками, его базука свободно болталась на ремне. Сопротивление среды пловцами в скафандрах и так преодолевалось тяжело, а мы еще тащили на себе оружие. К тому же практически ничего не видели перед собой. Фонари шлемов пронизывали мрак не более чем на десять-двадцать метров, и дверь, через которую мы вошли, быстро потерялась во тьме. Я была близка к панике: если откажут компасы, мы нипочем не отыщем выход.

Однако компасы не подводили, а Николоси уверенно держал темп.

Через две минуты он прокричал:

– Вижу стену! Она прямо впереди.

Пару секунд спустя я тоже увидела ее в розовом сумраке. Испытанное мной облегчение слегка подпортил ее вид. Стена оказалась сплошной бледной плоскостью, утопавшей во мраке там, где кончался свет.

– А где дверь?

– Возможно, мы немного отклонились от курса, – предположил Николоси.

– Судя по компасу, не отклонились.

– Тогда, возможно, дверь где-то в стороне. Это не важно, будем простукивать стены, двигаясь по периметру, и найдем ее.

– Если она здесь есть.

– Если ее здесь нет, мы проложим путь с помощью оружия.

– Рада, что вы всё так хорошо продумали, – пробормотала я, поняв, что Николоси говорит серьезно.

Стена приближалась. Чем меньше метров до нее оставалось, чем яснее она высвечивалась нашими фонарями, тем отчетливее я осознавала: в ней есть что-то неправильное. Совсем пустая стена, без стоек и панелей, без отверстий и элементов корабельного оборудования, но не просто цельная плоскость, как можно было ожидать от массивной переборки космического корабля, изготовленной промышленным способом. Материал с непонятной структурой, чем-то напоминающий волокнистую дешевую бумагу. Вдоль стены тянулись слабо различимые полосы, чуть темнее, чем остальная поверхность, но не складывающиеся ни в какой осмысленный узор. Они закручивались и ветвились, распускали совсем нечеткие второстепенные линии, утончавшиеся, как жилки на древесном листе.

С внезапным тошнотворным озарением я поняла, что представляет собой эта стена. Когда Николоси толкнул ее ладонями, она подалась, как батут, и ответила равным противодействием: Николоси летел назад, пока вязкость окружавшей жидкости не погасила энергию его движения.

– Это… – начала я.

– Кожа! Я знаю. Понял, прежде чем ударил.

Я попыталась замедлиться, чтобы избежать контакта с кожаной стеной, но не успела. Она продавилась так сильно, что я испугалась, не засосет ли меня. Но миг спустя я помчалась в том направлении, откуда явилась.

– Твою же мать! – пробормотала Соллис. – Невероятно. Эта штука не может быть гребаной кожей…

– Без паники! – приказал Мартинес. Он хрипло дышал и делал паузы между словами. – Это просто еще один банк органики, как помещение, через которое мы только что прошли. Должно быть, жидкость – разновидность среды, поддерживающей рост, что-то вроде околоплодных вод. Во время войны этот зал был заполнен кусками растущей кожи площадью в акры.

Николоси ощупал пояс и извлек зубчатое лезвие, жутко блеснувшее в розовой жидкости.

– Я прорублюсь.

– Нет! – рявкнул Мартинес.

Соллис, ближе всех находившаяся к Николоси, придержала его за плечо:

– Полегче, приятель. Найди способ получше.

– Так, – выдохнул Мартинес, – убери нож, пожалуйста. Мы двинемся вдоль кожи, поищем край.

– Я бы все-таки предпочел проделать дырочку. – Николоси не опускал клинок.

– В этой коже есть нервы. Перережешь их, и об этом узнают следящие системы.

– Вероятно, судно уже знает.

– Мы не станем рисковать.

Николоси неохотно вернул нож на пояс.

– Вроде мы договорились продвигаться как можно быстрее, – сказал он.

– Быстро и безрассудно – не одно и то же, – заметила Соллис.

Мартинес уже обогнул меня и поплыл влево. Я направилась за ним, остальные следовали по пятам. Менее чем через минуту упорных усилий в поле зрения появился темный край, похожий на раму для картины, тесно спаянный с полотном кожи. Единственное, что виднелось за кромкой кожи, – стена зала с массивными подпирающими металлическими стойками.

Я позволила себе на мгновение расслабиться. Мы все еще находились в опасности, в ситуации, вызывавшей сильнейшую клаустрофобию, но, по крайней мере, зал не оказался бесконечно большим.

Мартинес затормозил, ухватившись за раму. Я вместе с остальными приблизилась к нему и выглянула за край в надежде, что стена, вдоль которой мы перемещались, простирается дальше. Но вместо этого увидела еще одно полотнище кожи, которое тянулось до следующей рамы, расположенной от нашей на расстоянии примерно в рост человека. В отдалении угадывалось очертание третьей рамы, и, возможно, за ней была еще одна…

– Сколько их? – выдохнула я, когда остальные добрались до рамы, усевшись на нее наподобие ворон.

– Не знаю, – сказал Мартинес. – Четыре, пять – до десятка, возможно. Но все в порядке. Мы можем проплыть вдоль рам, потом повернуть направо и двинуться туда, где, по нашим прикидкам, находится входная дверь. – Он повысил голос: – Все готовы? Проблем со скафандрами нет?

– Там огни, – тихо проговорил Николоси.

Мы обернулись к нему.

– Внизу, – добавил он, кивнув в направлении других полотнищ кожи. – Я что-то увидел – отсвет в воде или в околоплодной жидкости… или чем там является эта дрянь…

– Я тоже видел свет, – заявил Норберт.

Я посмотрела вниз и поняла, что он прав и Николоси ничего не придумывает. Тусклый дрожащий свет исходил из промежутка между двумя полотнищами кожи.

– Что бы это ни было, оно мне не нравится.

– Мне тоже, – поддержал меня Мартинес. – Но если это нечто находится между двумя слоями кожи, то вряд ли ему есть до нас дело. Мы двинемся в обход, оставаясь незамеченными.

Он с удивительной решительностью бросился вперед, и я быстро последовала за ним. Обратная сторона кожи имела четкую сетку из бледных волокон – структурную матрицу, на которой кожа получала питание и росла. По этой стороне тянулись толстые черные провода; судя по конфигурации, это были электрические контуры.

Второе полотнище, находившееся сразу за первым, имело немного другую пигментацию. Во всех остальных отношениях оно казалось идентичным первому – бесшовная полоса, простирающаяся в розовую мглу. Источник дрожащего света просматривался сквозь кожу; когда свет становился ярче, можно было рассмотреть вены и артерии.

Мы прошли под вторым полотнищем и вгляделись в промежуток между вторым и третьим. Едва различимая в пульсирующем освещении, перед нами предстала диковинная сцена. Здесь трудились четыре робота, напоминавшие головоногих моллюсков. Каждая машина состояла из конусообразного корпуса и пучка похожих на хлысты рук, выходящих из основания конуса. Роботы выполняли хирургическую операцию – вырезали прямоугольник кожи размером с одеяло. У каждого имелись собственные источники света на концах хлыстов-щупальцев, а кроме того, яркий пульсирующий свет исходил из напоминающего лазер прибора, который каждый держал в единственной сегментированной руке, более толстой, чем другие конечности. Не могу сказать, была ли пульсация частью процесса разрезания или последующего заживления, поскольку ткани не кровоточили и окружающая кожа казалась нетронутой.