Двенадцать - Джастин Кронин

«Питер, нет, – подумала она. – Только не ты. Только не ты, после всего этого».

Она не увидела, как Эми освободилась. Мгновение она еще была рядом, а в следующее мгновение ее уже не было. Потом найдут пустые кандалы, там, где она их оставила, прикрепленные к цепям, все так же обвивающим тело Мартинеса. В последующие дни каждый из них много думал об этом, и у каждого было свое мнение. Для некоторых это означало одно, для других – другое. Это было загадкой, как была загадкой сама Эми. И, как любая загадка, она столько же говорила о смотрящем, как и о том, на что он смотрит.

Но это случилось позже. За долю секунды Алиша поняла, что Эми нет, и бросилась прочь. Будто полоса света, будто падающая звезда. И упала, на Питера.

– Эми…

Это было все, что она успела сказать.

Потому что Уолгаст любил ее.

Потому что Эми стала ему семьей и домом.

Потому что он не в силах был бы увидеть ее смерть.

Питер Джексон, лейтенант Экспедиционного Отряда, услышал, увидел и почувствовал это. Наконец-то почувствовал. За то мгновение, что они встретились взглядами, в него излилась вся жизнь Уолгаста. Его всеобъемлющая печаль. Его горькие потери и болезненное раскаяние. Его любовь к забытой девочке, его долгое странствие сквозь столетие ночи. Он видел лица, видел силуэты, видел картины прошлого. Малышка в колыбели, женщина, протягивающая руки, чтобы взять ее на руки, они двое, окутанные едва ли не святым ореолом. Он увидел Эми такой, какой она была, маленькой девочкой, наполненной странной силой, одинокой. Огни карусели, звезды в зимнем небе, силуэты ангелов в снегу. Будто эти видения всегда были частью его, будто повторяющиеся сны, которые он вспомнил только что. Он ощутил глубочайшую благодарность за то, что узрел их, что стал им свидетелем в последние секунды своей жизни.

Идите ко мне, подумал он. Идите ко мне.

Он стремглав побежал. Он вверил себя Богу. Чувствовал, но не видел, что Грир бежит к нему, как выпрыгивает позади него Уолгаст, прижимая к груди бомбу и целясь в центр стаи. И в последнее мгновение Питер услышал слова.

Эми, беги.

Отец…

Я люблю тебя.

Падая, Уолгаст врезался в гущу стаи, держа когтистый палец над кнопкой взрывателя. А Эми точно так же упала на Питера, чтобы отшвырнуть его подальше, чтобы принять предназначенный ему удар на себя. В ярости своей Двенадцать обрушились на Уолгаста – Уолгаста Истинного, Отца Всего, Того, Кто Любил – и на том месте, где он стоял, разверзлась дыра в пространстве, темная ночь превратилась в сияющий день, и небеса потряс гром.

В последовавшие минуты казалось, что здесь два города, – огромные трибуны, где царил хаос, и поле внизу, место итога, наполненное внезапным спокойствием. Начало и конец рядом, но отдельно друг от друга. Вскоре они слились, когда толпа, истощив силу своего восстания, осознала потрясающий факт свободы и начала рассасываться. Все пошли куда хотели, даже на поле. Один за другим они осознавали, робко шагая, ощущение свободы в их телах. Однако в первый момент сражающиеся на поле оставались сами по себе, окончательно осознавая, кто жив, а кто погиб.

Очнувшись, Питер увидел Алишу. Почерневшую, в синяках, окровавленную. Ее волосы сгорели, и от ее головы еще поднимались струйки дыма.

– Питер, – говорила она. Она стояла над ним, и по ее щекам струились слезы. – Питер.

Он попытался ответить. Его язык едва шевелился во рту.

– Эми?

Алиша покачала головой, тихо плача.

Грир выжил чудом. Его отбросило ударной волной, очень далеко. Он должен был погибнуть, но они нашли его лежащим на спине и с удивлением глядящим на звездное небо. Его одежда обгорела и порвалась, но в остальном он, судя по всему, был цел. Будто мощь взрыва не ударила в него, а обтекла его, будто его жизнь спасла незримая рука. Он долго не говорил и не шевелился. А потом осторожно поднял руку к груди и осторожно ощупал. Поднял руку к лицу, провел ею по щекам, лбу и подбородку.

– Будь я проклят, – сказал он. – Надо же.

Юстас тоже выжил. Сначала они думали, что он мертв, его лицо лежало в луже его собственной крови. Но пуля прошла по касательной, пробив ему левое ухо, отстрелив, будто вырвав, как траву из земли. На месте его уха была окровавленная дыра. Взрыв он не помнил или не мог полностью осознать последовательность событий – грохот, от которого едва не раскололась его голова, обжигающая волна воздуха, то, как потом сверху посыпалось что-то мокрое. Запах дыма и пыли. Эта ночь добавила ему всего одно увечье, на лице, и так покрытом ранами войны, да еще звон в ушах, который навсегда остался с ним. От этого он впоследствии всегда говорил слишком громко, некоторые даже думали, что он злится тогда, когда он был совершенно спокоен. Со временем, когда он вернулся в Кервилл, ему присвоили звание полковника, и он стал служить военным консультантом при администрации президента. И тогда он счел это не столько неудобством, сколько очень полезным дополнением к его властным полномочиям. И задумывался, почему ему это раньше в голову не приходило.

Невредимой ушла с поля лишь Нина. Ее отшвырнул Зараженный, тот, что убил Тифти, так что она оказалась за пределами зоны взрыва. Когда взорвалась бомба, она снова выбегала на поле, и ударная волна сбила ее с ног. За мгновение до этого она стала единственным свидетелем гибели Двенадцати, когда их тела поглотил и растерзал шар света. Все остальное было будто в тумане. Эми она не видела.

Вообще не видела.

Но один из них пал.

Они нашли Тифти, все еще сжимающего в руках оружие. Он лежал в грязи, изломанный и порванный, его глаза были залиты кровью. Правую руку ему оторвало, но это было меньшее, что ему выпало. Они стали вокруг него, и он попытался заговорить, с трудом дыша. Наконец с его губ сорвались слова.

– Где она?

Лишь Грир понял, о ком он спрашивает. И повернулся к Нине.

– Он хочет видеть тебя.

Возможно, она уже понимала суть его просьбы, возможно, нет. Этого не знал никто. Она опустилась на землю рядом с ним. Тифти с трудом поднял дрожащую руку и коснулся ее лица кончиками пальцев, очень мягко.

– Нитья, – прошептал он. – Моя Нитья.

– Я Нина.

– Нет. Ты Нитья. Моя Нитья.

Он улыбнулся со слезами.

– Ты так… похожа на нее.

– На кого?

Жизнь в его глазах угасала.

– Я сказал ей…

У него перехватило дыхание, и он начал кашлять кровью, которая потекла у него изо рта.

– Я сказал ей… что сберегу тебя.

Его взгляд потух, и его не стало.

Все молчали. Один из них ушел во тьму.

– Я не понимаю, – сказала Алиша. Оглядела остальных. – Почему он ее так назвал?