Жертва - Гарольд Карлтон

— Что будем делать? — спросил отец-настоятель у Санти, когда тот вернулся.

— Подождем до полуночи, — сказал Санти. — Если к этому времени она не вернется в отель, мы должны будем сообщить полиции. Она ушла отсюда такая расстроенная. Наверное, она блуждает где-нибудь, сбилась с дороги…

Настоятель взял его за руку.

— Мы должны поискать ее, — решил он. — У нас есть карманные фонарики, мы все сильные. Она такая красивая женщина.

Санти встретился взглядом с его понимающими глазами и согласно кивнул.

И без того слабый запас ее мужества истощился за два часа совсем.

Всю ночь бушевала гроза, и она вымокла до нитки. Попытки выбраться из оврага не помогли, и, что еще хуже, она вывихнула или сломала ногу. На рассвете она очнулась оттого, что дождь заливал ей уши. Конечности ее свело, и страшно болела подвернутая нога. Красная земля превратилась в жидкую грязь, облепившую ее волосы и одежду. Внезапно ее осенила мысль, что она может и не выжить тут, и осознание это впервые заставило ее содрогнуться от страха. Она закрыла глаза, пытаясь отдохнуть, потому что дождь постепенно слабел. На сером небе появились золотые сполохи зари и над нею начали порхать птицы. День медленно тянулся, пока она то приходила в сознание, то вновь забывалась. Что о ней подумают? Подумают ли, что она глупая? смелая? жертва? А может быть, ее никогда не найдут — овраг засыплет ветвями и зальет слякотью, которые скроют ее тело? Она будет погребена в природной могиле — по крайней мере, это удобно.

Наступила следующая ночь, и боль в ноге усилилась. Она пробыла в забытьи до следующего полудня. Очнувшись, она поняла, что силы совсем покинули ее. «Ищите меня, — молилась она. — Ищи меня, Санти! Прочитай мои письма, позвони в отель, узнай, что я потерялась! Если ты меня любишь, ты узнаешь, где меня найти! Ты же сказал, что не переставал любить меня!» Сильные толчки, как током, пронизывали ее больную ногу, заставляя кричать от боли. Она совсем вымокла, но плакала и плакала, пока слезы не иссякли. Она больше не могла держаться мужественно. Она так устала, так замерзла, что уже не чувствовала в себе сил переносить все это. Она знала, что вынесет это, если сделает очередное немыслимое усилие воли, но сил уже не было. Она слишком много перенесла, не в человеческих силах было бороться дальше. Сейчас для нее наказанием было не умереть, а длить жизнь. Но она не могла больше представить себе жизнь без Санти. Она простила Марка, и это на мгновение наполнило ее сердце радостью, но теперь она была до смерти напугана черной пустотой неизвестного будущего, неопределенного и пугающего. Она могла только уповать на Господа… Она отбросила эту мысль. Какое право у нее ждать помощи от Бога? Мысли ее путались, угасали. У нее больше не было сил думать. Она просто тихо лежала на дне оврага, ничего не слыша, кроме отдаленных позвякиваний овечьих колокольчиков, звеневших, благовестивших все громче и громче, пока они не превратились в металлический звон, который поглотил своим набатом все вокруг. Теперь колокольчики звенели прямо у нее в ушах, в голове у нее свистело, раздавался жалобный вой, плач, крики. «Так, значит, вот как я умираю?»— поймала она себя на мысли. Ах, Господи, так вот как ей суждено покинуть землю? Такой одинокой, и нельзя даже пожать руку Санти? А потом она увидела своих отца и мать, стоящих на краю оврага, и улыбнулась.

Манхэттен, февраль 1991 года

— Ты, значит, так и собираешься сидеть тут и хандрить? — спросил Кол Феррер. Он стоял в дверях, вглядываясь в темную комнату Марка. Было одиннадцать утра, обычное время утренних посещений Кола. — Марк? — позвал он. — Ты слышишь, что я говорю?

Марк пошевелился и приподнял голову. Он лежал на едва разобранной постели, прямо в джинсах и майке.

— Марк, — нежно повторил Кол, — лежать целыми неделями в темной комнате — разве этим чего-нибудь добьешься?

Марк уставился на зашторенное окно.

— Не пора ли прекратить исполнять «Звезда рождается» Джуди Гарланда? — улыбнулся Кол.

— Кол! — крикнул, чтобы оборвать его, Марк. — Когда ты потеряешь всю свою землю за какие-то несколько месяцев, когда тебе придется хоронить убитую сестру, потому что твоя мать пропала, возможно, тоже погибла, вот тогда и расскажешь мне, как ты прямехонько отправился в «Карлайл» и уселся за пианино, наигрывая «Вандефул»!

— Может быть, так и будет, детка, — заявил Кол, робко присаживаясь на кровать в ногах у Марка. — Иногда работа лучшее лекарство.

— Ну, а я не готов принять его.

— А потом, что это за трогательная история потери всей семьи? — продолжал Кол. — Отца ты никогда не навещал. Про Соню ты сам говорил, что она с приветом. И кто сказал, что ты потерял мать? Я уверен, что она преспокойно сидит сейчас где-нибудь на солнышке и строчит очередной роман.

— Нет. — Марк перевернулся на спину и вытянулся. — Она никогда бы так не поступила. Даже в качестве наказания.

— Наказания? — Кол ухватился за это слово. — Наказания за что? За то, что оставил ее одну на Рождество?

Марк взглянул на него:

— Да. Все-таки подумай, как она могла добраться до Болоньи? Откуда она узнала, что я болен?

— Ты выглядел больным, — сказал Кол. — А на телефонные звонки ты не отвечал. На Рождество она посетила этого ясновидящего или психа. Он — или она — сообщил ей, что оба ее ребенка в опасности. Тогда она позвонила мне. Естественно, как только она узнала это ужасное известие о твоей сестре, первым же самолетом она рванула к тебе!

— А ты не знаешь, что это за ясновидящий? — спросил Марк. — Может быть, он что-то и мне расскажет о ней? Иногда они помогают полиции расследовать преступления.

— Она не называла его имени, — сказал Кол. — Или это была она? Я даже не знаю, какого пола этот субъект.

— Можно поместить объявление в газете, — предложил Марк.

— И выслушивать каждого чокнутого, который будет нам названивать? — проворчал Кол.

— Но вдруг что-нибудь получится? — настаивал Марк.

— Подожди, пока дойдешь до полного отчаяния, — посоветовал Кол.

Марк сел на постели, обхватив себя руками:

— А почему ты думаешь, что я не в отчаянии сейчас?

— А если ты так убиваешься, тогда почему же ты не на Майорке, не разыскиваешь ее там? — спросил Кол.

Марк обернулся к нему с перекошенным лицом.

— Знаю, что должен быть там, — кивнул он. — Но не могу заставить себя отправиться туда. Я как… парализованный! Сама мысль пробираться по горам и холмам, разыскивая под листьями и травой мамины туфли; или внезапно наткнуться на ее отрезанную руку или ногу под каким-нибудь кустом, это просто… — Он содрогнулся. — Я просто не могу, Кол! Не могу!

— И поэтому ты валяешься на диване в ожидании какого-нибудь чуда? — усмехнулся Кол.

— Точно! — закричал Марк. — Это все, что я могу, Кол! Еще какие-нибудь возражения?